Он тряхнул головой сбрасывая оцепенение.
«Нечего мне идти на свидание с Тоней. Что я могу дать ей, кроме горя? Какой дикий вой, абсурд, ужас могут ворваться в ее простую жизнь, если она узнает, что я за птица? Я не имею права встречаться с ней, если я не такая же жаба, как Лот. А разве не такая же? Прочь! Поворачивай в гостиницу, накачайся водкой и жди поезда. И дальше вперед, вперед, к новым победам, к новым победам на шпионском поприще в шпионском мире, к железобетонным мужланам, которые одни только могут тебя понять, к шлюхам Гонконга, Сохо и Салоник, к смерти, что ли…»
Он зашагал дальше и свернул на улицу Чехова. Там, в конце этой улицы, в переулке, находится молодежное кафе «Синяя птица», там она и ждет его.
Уже много раз Джин давал себе зарок больше не встречаться с Тоней, исчезнуть из ее жизни навсегда, но подходило время свидания, и он лихорадочно брился, бежал за цветами, курил одну сигарету за другой, пытаясь смирить волнение. Москва казалась ему таинственным, романтическим городом, за каждым углом в призрачном сумраке короткой июльской ночи ему чудилось нечто неожиданное, удивительное. Тоня выходила отовсюду, из-под каждой арки слышался стук ее каблучков. Такого с ним не было с ранней юности, с тех времен на Лонг-Айленде, когда он, мальчишка, был влюблен, был яростно в кого-то влюблен, но не знал в кого.
В обществе Тони он терял профессиональную настороженность, временами ему даже становилось не по себе: ему казалось, что все обстоит естественно и прекрасно, что это именно он, Джин Грин, молодой врач, счастливый и влюбленный, идет со своей девушкой по Москве, а не какой-то фальшивый Рубинчик… Джин Грин и Тоня Покровская… Джин-эн-Тоня… Самое ужасное было в том, что Тоня, кажется, тоже влюбилась в фальшивого Рубинчика. Полная безысходность, тупик.
Три дня назад, когда он ждал Тоню возле подъезда ее дома в пустынном Малом Гнездниковском переулке, из-за угла вдруг вынырнул «мрачный Гера». Он подошел прямо к Джину и сказал:
— Слушай, парень, я ведь тебе голову могу свернуть.
— Зачем такие крайности? — улыбнулся Джин. — Я вас совсем не знаю и не намерен драться с вами.
— Забудь дорогу сюда, — сказал Гера. — Я ее люблю, мы собирались пожениться, а ты пижон. Уходи немедленно!
— Перестаньте, — сквозь зубы процедил Джин. — Убирайтесь сами ко всем чертям!
Он дрожал от ярости, совершенно забыв в этот момент, кто он такой и чем для него может кончиться драка на улицах Москвы.
Гера ударил его правой и попал кулаком в каменную стену, ударил левой и снова — кулаком в стену.