По песку к хозяину подошел Норвин.
— Ну, — протянул он, — ты еще раз сумел сделать себя нищим. Я закончил подсчеты. Если мы соберем три тысячи зрителей и получим прибыль, то, выплатив долги и половину зимней зарплаты гладиаторам, к весне снова будем нищими.
— До весны еще далеко, — бодро проговорил Персис. — Посмотри на стадион, Норвин, он давно не был таким красивым.
— Как семидесятилетняя шлюха с выкрашенными волосами и свежим макияжем. Экипаж уже ждет тебя, ты готов?
Персис взглянул на голубое и ясное небо. День стоял не слишком холодный.
Мы наверняка соберем много зрителей, — подумал он вслух.
— Ну, конечно же, мы соберем кучу народу, — проворчал Норвин, — вход бесплатный, а ты потратил уйму денег на глотателей огня, акробатов, жонглеров и еду. Придут все кому не лень! Они все равно бы пришли — ведь Палантес привез слона.
— Слона?! Вот что значит иметь настоящие деньги! Представь, сколько народу собралось бы, будь у нас слон?
Норвин покачал головой и улыбнулся:
— Ты хороший, добрый человек, Персис, и я люблю тебя, как брата, но тебе явно не хватает благоразумия. Слон очень быстро надоест. Если бы у нас он был, люди пришли бы взглянуть на него только раз, а потом мы продолжали бы его кормить за бешеные деньги. Подумай о расходах на дрессировщика, слугу и специальную клетку. Потом, когда кредиторы гнали бы нас, как бешеных волков, я заставил бы тебя продать зверя, но ты бы не смог, так как сильно к нему привязался бы.
— Правда, — согласился Персис, — но подумай, слон!
— Нам пора ехать, — заявил Норвин, — не то я найду дубину и как следует поколочу тебя.
Персис рассмеялся, и они прошли по песку к западному выходу, затем через темную оружейную и комнату хирурга и снова вышли на залитую солнцем улицу.
Экипаж представлял собой обычную повозку с двумя неспокойными лошадьми. Персис забрался внутрь и устроился в глубине.
— Нужно было принести подушки, — сказал он Норвину, севшему рядом, — и, разве я не просил тебя нанять бронзовый позолоченный экипаж из гарнизона?
— Ты просил, но люди из цирка Палантес побывали там раньше, за что я благодарен Истоку, так как цена невообразимая.
— Ты не должен так открыто упоминать Исток, — упрекнул Персис.
Норвин кивнул:
— Так, с языка сорвалось. Но мне претит вся эта секретность, а иногда мне кажется, я предаю Исток тем, что не говорю о нем вслух и скрываю свою веру.
— В Городе еретиков жгут на кострах, — прошипел Персис, — или бросают на арену, где их раздирают дикие звери. Твоя вера опасна, друг мой, она может тебя погубить.
— Это правда, и иногда меня одолевает страх. Но вчера я снова ходил слушать Госпожу-в-Маске, и она прибавила сил. И она вылечила человека, Персис. Просто положила на него руку, и все язвы исчезли. Тебе обязательно нужно к ней сходить.