Дюна (Херберт) - страница 77

— На Каладане мы правили, опираясь на мощь моря и воздуха, здесь мы должны использовать мощь пустыни. Это то, что ты получаешь в наследство, Пол. Что станет с вами, если что-то случится со мной? Твоему дому тогда не будет угрожать медленное и угрюмое угасание, падение его будет стремительным, вас с матерью начнут преследовать. И тогда останется единственное спасение — бегство.

Пол сглотнул, подбирая слова, но ничего не приходило в голову. Он никогда не видел своего отца настолько упавшим духом.

— При попытке удержать Арраки, — продолжал герцог, — неизбежно встанет вопрос о сохранении славного имени нашего рода. — Он указал в окно на знамена Атридесов, безжизненно свисающие с флагштоков, установленных по краям посадочного поля. — Ничьи дьявольские козни не должны запятнать эти гордые и честные знамена.

Горло у Пола пересохло От слов отца веяло такой безысходностью, таким фатализмом, что мальчик почувствовал себя опустошенным.

Герцог достал из кармана возбуждающую таблетку и проглотил ее, не запивая.

— Власть и страх, — сказал он, — вот инструменты управления государством. Надо приказать, чтобы тебя усиленно обучали искусству ведения партизанской войны А фильм в случае крайней необходимости ты смог бы сыграть и на этом.

Пол смотрел на отца, по мере действия таблетки его плечи расправлялись. Но полные страха и сомнения.

— Что-то задерживает эколога, — пробормотал герцог. — Я велел Зуфиру поторопить его.

Глава 15

Однажды мой отец, падишах-император, взял меня за руку, и я, вспомнив то, чему научила меня мать, почувствовала, что он не спокоен. Отец повел меня в портретную галерею и остановился перед полотном, на котором был изображен герцог Лето Атридес. Я заметила между ними — моим отцом и человеком на портрете — большое сходство У обоих были благородные худощавые лица с острыми чертами. Но больше всего меня поразили их глаза, одинаково холодные и величественные. «Дочь, — сказал мне отец, — я хотел бы, чтобы ты была старше, когда для этого человека наступит время выбирать себе женщину». Моему отцу тогда было семьдесят лет, хотя он выглядел не старше человека на портрете, а мне — всего четырнадцать, но я до сих пор помню, о чем подумала в то мгновение, мой отец втайне желает иметь герцога своим сыном и ненавидит политическую необходимость, вынуждавшую их быть врагами.

Принцесса Ирулэн.

В доме моего отца.

Первая встреча с людьми, которых ему было приказано предать, потрясла доктора Кайнза. Он гордился тем, что был ученым, для которого легенды были лишь любопытными гипотезами, возможными путями к познанию сущности культур. Но мальчик так удивительно соответствовал древнему поверью, особенно его вопрошающие глаза и сдерживаемая искренность, характерная для его облика.