Когда «рисунок» закончился, мы с девчонками пошли в буфет. В вестибюле сделали выставку декоративных керамических панно. Я задержалась, поскольку был шанс, что среди работ окажется и моя: «Город-вампир» (на опостылевшую тему «Любимый Петербург», разумеется). Проходившая мимо Эзертиль приветливо со мной поздоровалась.
– Будешь сегодня в мастерской? – спросила она.
– Конечно.
– Погодину не видела? Я специально пришла пораньше, но не могу ее найти.
– Так ты расписание посмотри.
– И правда, как это я не сообразила? – фыркнула Эзергиль, удаляясь по коридору.
«Вот чудачка», – подумала я, наверно, в тысячный раз.
Еще несколько секунд я изучала стенды с куполами, мостами, скрипками, книгами, чьи страницы перелистывает ветер, пустоглазыми античными лицами и прочими штампами, в тщетных поисках своей работы.
Внезапно показалось, что рядом со мной кто-то стоит. Словно тень промелькнула в углу глаза. Я оглянулась. Народу в вестибюле было немало. Девчонки и парни перемещались туда-сюда, входили и выходили, хлопая разбитой дверью, ели на ходу пирожки, толпились возле расписания. На длинной скамейке справа от расписания скучали родители первогодок в ожидании своих чад – несколько теток средних лет и средней наружности. Одна тетка вязала, другая читала женский детектив. Привычная картина. Повернувшись обратно к стенду, я погрузилась в поиски своего шедевра, но скоро оставила это занятие. Что-то мне мешало. Какая-то неправильность, словно соринка в глаз попала.
Я все еще пребывала в бесполезных догадках, когда рядом кто-то зычно кашлянул. Удивленная не дамским тембром, я повернулась к скамье, где сидели родители, и увидела с краю дядьку, которого секунду назад там точно не было. Я сморгнула – дядька не исчез. Наоборот, если так можно выразиться, приобрел материальность. Выглядел он вполне обычно: упитанный родитель средних лет в заношенных джинсах и свитере домашней вязки. Дядька вольготно устроился на скамейке, нога на ногу, с таким видом, будто он здесь царь, и плотоядно смотрел вслед Эзергили. На месте какой-нибудь из теток я бы из принципа сделала ему замечание.
Дядька тем временем повернулся ко мне, бесцеремонно рассмотрел с головы до ног и встретился со мной взглядом. В его глазах мелькнуло что-то вроде испуга. Несколько секунд мы глядели друг на друга. Потом на лице родителя выразилась досада, сменившаяся неожиданно обаятельной киношной улыбкой.
– Послушай, девочка, – обратился он ко мне, – ты здесь учишься?
– Ну да, а что?
– В общем-то ничего, – пробормотал дядька, отвлекшись от меня, чтобы проводить взглядом исчезающую за дверью Эзергиль.