Теперь, на таком близком расстоянии от Торгуна, ноздри Бретаны уловили терпкий запах моря, который шел от его волос, завитками выбивавшихся из-под стального шлема с вычурными украшениями. Океан с самого детства был для нее родной стихией, однако ее восторг от этого аромата вступал в непримиримое противоречие с его источником — этим страшным чужаком, который неумолимо сковывал все ее движения.
Воспользовавшись тем, что Бретана на какое-то время успокоилась, Торгун освободил одну руку, которой он обхватывал непокорную пленницу, но зато сильней сжал другую. Согнув колени и наклонившись сзади Бретаны, он поднял ее рубашку, которая лежала у ее ног.
— Подними руки, — приказал он, снова выпрямляясь. Его пленница последний раз протестующе повела головой и этим движением полностью исчерпала свои силы. Обессиленная и сломленная, Бретана чувствовала, что ее гнев уступает место покорности. Горькие слезы страдания переполнили ее глаза.
— Ну, прошу тебя, — умоляюще обратилась она к своему мучителю, — не делай этого. Что тебе от меня надо?
Торгун почувствовал, как влажные жемчужины ее слез, подобно крошечным каплям дождя, падают на его сомкнутые кольцом руки. Хотя суровый воин и считал, что его не так-то легко провести всякими там женскими штучками, он все же инстинктивно ослабил хватку.
— Нам надо идти, — сказал он Бретане, которая уже почти безучастно воспринимала его слова и только безудержно рыдала. — Я тебя одену. Ты можешь поднять руки? — Торгуй надеялся избежать повторения изнурительной схватки со своей непокорной пленницей.
Бретана только кивнула, безмолвно признавая свое поражение. Торгуй облегченно разжал свои объятия и начал одевать ее.
Наконец-то свободными руками Бретана выровняла складки на тонкой талии и еще по-детски худых ногах. Затем откинув с лица несколько отбившихся прядей белокурых волос, она повернулась к Торгуну.
Тысячи мыслей вихрем пронеслись у нее в голове. С ужасом она начала понимать, что ее силой увезут из Глендонвика, и, может быть, навсегда. Сокрушаться приходилось не из-за того, что разрушится ее брак с Эдуардом, она потеряет то, ради чего на него пошла, — свой дом. И, что хуже всего, ее ждет судьба, которую ей, наверное, еще только предстоит увидеть как в кошмарном сне.
Бретана стояла вплотную к Торгуну, почти касаясь его груди. Ее большие глаза застыли в напряжении и наполнились жгучими слезами. Если бы ее взор не был так затуманен, она бы увидела тень сочувствия, которая промелькнула по лицу воина, однако влажная пелена на глазах отгородила ее от всего мира; осталась только тупая, ноющая боль, разрывающая тяжело бьющееся сердце.