— Ты всегда разыгрывала из себя настоящую леди, Лиззи, — прорычал он низким голосом. — И у тебя это получалось очень хорошо — почти всегда.
В это время собравшиеся с силами гвардейцы снова схватили его с обеих сторон и грубо вытолкнули из комнаты. Если не считать приглушенных звуков драки в коридоре, воцарилась полная тишина.
Элизабет Трент глубоко вздохнула. Томас Синклер и Роберт Мабри вместе уставились на нее, выражая разные степени любопытства и как бы ожидая от нее объяснений по поводу последней выходки Бурка. Однако она просто пожала плечами:
— Как вы заметили, майор, мои чувства к капитану Бурку в высшей степени взаимны. Теперь вы можете себе представить, насколько неприятным для нас было плавание на одном корабле.
Разговор продолжился, майор Синклер задавал обычные в таком случае вопросы, Элизабет Трент отвечала на них с бесстрастной готовностью и хладнокровием. Тем не менее эхо заключительных слов Бурка все еще отдавалось в головах трех сидящих в комнате людей, и хотя в дальнейшем никто из них ни словом не обмолвился об инциденте, он не был забыт.
Когда Элизабет Трент и Роберт Мабри покинули комнату, майор Томас Синклер откинулся на спинку стула и стал рассеянно рассматривать потолок. Все его подозрения усилились. Он вновь мысленно воспроизводил в деталях только что состоявшуюся встречу. На губах играла улыбка. Снова и снова лицо и фигура Элизабет Трент проплывали перед его мысленным взором, а улыбка становилась все более широкой.
— Скоро, — с удовольствием думал он, — очень, очень скоро Элизабет Трент окажется полностью в моих руках.
Солнечный свет падал на овальный рисунок персидского ковра, заставляя золотые нити блестеть и искриться. Шелковые занавески на открытых окнах висели неподвижно, ибо на улице стояло полное безветрие, удушающая жара проникала во все углы комнаты. Но веер из китайского шелка лежал без дела на туалетном столике, а Элизабет нервно расхаживала по спальне, слишком погруженная в мысли, чтобы замечать отупляющую жару и капельки пота, постоянно выступавшие на лбу.
Раньше она все время пыталась узнать свою судьбу, а теперь она ее уже знает. Элизабет собственными глазами видела похудевшую, пепельно-серую физиономию, ужасный синяк на щеке, гвардейцев, стоявших по обе стороны с поднятыми кулаками. Она мучительно вспоминала. С того самого момента, когда она вышла из приемной майора Синклера вчера днем, образ Алекса, попавшего в руки победителей, никак не выходил у нее из головы, постоянно преследовал и был до такой степени реален, что в конце концов ей захотелось кричать, чтобы хоть как-то дать выход своему страшному, не имеющему названия чувству, очень похожему на истерию. Даже ласковый голос Роберта Мабри не мог успокоить ее расстроенные нервы.