Он проигнорировал ее протест. Его пальцы нащупали верх сорочки и резким рывком разорвали атласную ночную рубаху надвое. Он изучающим взглядом смотрел на ее обнаженное дрожащее тело.
— Нет! Дьявол тебя побери, нет! — крикнула Брайони так громко, что он освободил ее саднящие от боли запястья и свободной рукой зажал ей рот. Его потемневшие злые глаза сверлили ее.
— Спокойно, маленькая куколка! Ведь мы не хотим, чтобы Дэнни помешал нам? — хрипло процедил он. — Если будет нужно, я заткну тебе рот кляпом. Не думаю, что тебе это понравится.
Зеленые глаза жены горели от ненависти и, пожалуй, от ужаса.
Все это было самой настоящей насмешкой над тем, что было между ними прежде. Все ее чудесные эмоции, связанные с Джимом, были разом порушены. Он знал, что она мечтала о нежности, страсти, рожденной любовью, но вместо этого унизил ее, превратил то, что должно было стать продолжением любви, в отвратительный акт мести.
Она снова попыталась выкрутиться, отталкивая его. Бесполезно. Он легко удерживал ее, беспомощную, как тигр, поймавший птицу. Девушка перестала двигаться. Она тяжело дышала, лицо ее было мокрым от слез. Ее влажные локоны разметались по постели. Джим убрал руку, зажимавшую ей рот, и внимательно наблюдал за ней. От его бешеных поцелуев губы ее запеклись и покраснели. На лбу проступили капли пота. Он ощущал дрожь ее тела, которую она никак не могла сдержать. Но его остановили ее глаза, их гагатовая глубина, отражавшая страдание, исходившее из самой ее души. Он видел это и наконец понял, судя по всему.
— Я не люблю тебя, Брайони, ты мне абсолютно безразлична!
Его холодные голубые глаза пронизывали ее насквозь. В них не было ни жалости, ни сострадания. Черты его лица были подобны стылой прерии.
— Думаю, ты теперь понимаешь это. Верно?
Она взглянула на него, сломленная страданием, гораздо большим, нежели просто физическая боль. Осознание того, что он сумел так использовать и унизить ее, угнетало ее душу. Да, теперь она все поняла. Он показал ей, насколько беспредельна его ненависть. В его сердце не осталось малейшего места для любви и сочувствия или жалости. Только одна ненависть. Другого способа доказать это он не нашел. Комок застрял у нее в горле. Джим потряс ее за плечо.
— Отвечай, Брайони! — приказал он. — Ты поняла?
— Да. Да! — выдохнула она, не выдержав бесстрастного выражения его глаз и бессердечного взгляда. Слезы струились по ее щекам. — Ты не хочешь меня… не любишь меня. Понимаю, черт тебя возьми! Чего еще тебе от меня нужно?
— Ничего. Это все.
С этими словами он отпустил ее, слез с кровати и отошел.