— Конар! — вскрикнула она, стараясь унять пронзившую сердце боль. Неужели его ранили? Но как, каким предательским ударом? Она ничего не заметила. А вдруг он истекает кровью, может даже умирает? — Конар! — снова окликнула она, ощупывая его горло, стараясь обнаружить в нем биение жизни.
Его глаза приоткрылись, в них зажегся столь знакомый ей синий огонь.
— Сударыня, а вы не очень-то спешили подобрать мой меч!
— Ох! — воскликнула Мелисанда. — Так ты жив!
Он уселся.
— Ну да, ненадолго.
— Как ты посмел меня так напугать!
— Сударыня, но ведь я прилег всего на секунду! Эти парни оказались уж слишком проворными, и почему-то не хотели считаться с тем, что я только что протащил тебя по всему этому ужасному туннелю!
— Мои ноги все изранены!
— О, да.
— И к тому же ты собирался позабавиться мной с этими тремя!
— А как еще я мог обмануть их, Мелисанда! Ты когда-нибудь видела, чтобы я делился тем, что считаю безраздельно своим?
Боже, конечно же, нет! Просто у нее ум зашел за разум от испуга.
— Нет, ты никогда не делился тем, что считаешь безраздельно своим, — послушно согласилась она.
— Ах, если бы ты подобрала мой меч на секунду раньше!
— Ты ведь сам приказал мне укрыться за деревьями.
— И именно в этот раз ты решила меня послушаться? — съязвил Конар.
— Нет, я просто… ох! — возмутилась она, но тут же залилась краской. Он было улыбнулся, но снова стал серьезным и прижал палец к ее губам.
— Мы слишком далеко забрались к востоку. Придется пробираться обратно лесом. Как можно быстрее. Пока Жоффрей не наткнулся на оставшуюся после нас кучу трупов и не обнаружил, что ты сбежала.
Он поднялся на ноги и взял ее за руку.
Она крепко вцепилась в его пальцы, но на мгновение замерла в нерешительности. У нее на глазах выступили слезы.
— Конар, я знаю, что сейчас не время, но я просто обязана сказать тебе одну вещь. Мы… у нас будет ребенок. И я понимаю, что вряд ли ему пошло на пользу то, что я надевала кольчугу и участвовала в битвах, но я была просто в отчаянии, ведь тебя не было со мною, оставался так далеко за морем. А эта земля, эти люди единственное, что у меня было, и мой отец внушил мне чувство ответственности за свой народ…
— Мелисанда…
— Мергвин сказал мне, что это будет мальчик, — прошептала она, опустив глаза.
— Я знаю.
Она попыталась поймать его взгляд. Проклятый шлем, под ним ничего невозможно было различить!
— Это Мергвин сказал тебе?
— Бренна…
— О…
— Мелисанда, она сказала мне лишь сегодня вечером. И то из-за того, что видела, как я гневаюсь на тебя и опасалась, что я могу быть с тобой грубым. Она потребовала, чтобы я проявил мягкость.