Турок пытался выглядеть смущенным, но в глазах у него блестел гордый огонек. Поль наблюдал за работницами. Некоторые поднимали глаза в ответ, но руки продолжали работать так, словно никто и ничто не могло остановить их движения.
Он вспомнил стертые лица жертв – изуродованные и окровавленные. Как убийца подбирался к этим подземным жительницам? Как узнал об их сходстве друг с другом?
Цифер продолжил свой ураганный допрос:
– Поставщики забирают готовую продукцию в тот момент, когда меняются смены, так?
– Совершенно верно.
– Значит, в шесть утра на улице оказывается довольно много народу. И никто ничего не видел?
– Клянусь, что это правда.
Полицейский прислонился к хлипкой стенке.
– Не клянись. Твой Бог не так милостив, как мой. Ты разговаривал с хозяевами других жертв?
– Нет.
– Ты лжешь, но это не важно. Что ты знаешь о серии убийств?
– Говорят, женщин пытали и у них совсем не осталось лиц. Больше мне ничего не известно.
– Никто из полицейских к тебе не приходил?
– Нет.
– А куда смотрит ваша милиция?
Поль вздрогнул... Он никогда ни о чем подобном не слышал. Итак, в квартале была своя собственная полиция. Таной старался перекричать шум машин:
– Не знаю. Они ничего не нашли.
Шиффер кивнул на работниц:
– А эти что думают?
– Они не осмеливаются выходить на улицу. Они боятся. Аллах не должен допускать подобного. Квартал проклят! К нам слетел Азраил[6], ангел смерти!
Цифер улыбнулся, дружески похлопал турка по спине.
Они вышли в коридор, и машинный ад остался за их спинами. Внезапно Поль услышал приглушенный хрип – Шиффер прижал Таноя к трубам.
– Кто убивает женщин?
– Я... я не знаю.
– Кого вы покрываете, засранцы?
Поль не стал вмешиваться, понимая, что далеко Шиффер заходить не станет. Его грубость была последним всплеском ярости.
Таной не отвечал, только хрипел и таращился.
Шиффер ослабил хватку, позволив турку глотнуть воздуха, и пробормотал ему в ухо, глядя на свисавшую с потолка голую лампочку, которая ходила ходуном, как обезумевший маятник:
– Держи язык за зубами, Таной. Никому ни слова о нашем визите.
Хозяин мастерской поднял глаза на старого сыщика. На его лицо вернулось угодливое выражение.
– Мой рот всегда на замке, господин Инспектор.