— Так выпустите его оттуда, потому что я, как видишь, вполне жива.
Зебровски прищурился:
— Я видел фото, Анита. Ты была вся в крови.
Я пожала плечами.
Глаза его стали холодными — глазами подозревающего копа.
— Прошло — сколько? Четверо суток? Ты очень бодрая для такой потери крови.
Я сама почувствовала, как у меня лицо стало безразличным, далеким, холодным и непроницаемым, как у любого копа.
— Ты можешь выпустить Жан-Клода? Я бы хотела его отвезти домой до рассвета.
— Дольф захочет с тобой поговорить до твоего ухода.
— Я так и думала. Ты не мог бы начать процедуру освобождения, пока я буду говорить с Дольфом?
— Ты повезешь его к себе домой?
— Я его заброшу по дороге к нему, хотя это совершенно не твое дело. Ты мне друг, Зебровски, но не папочка.
— Никогда не хотел бы быть твоим отцом, Анита. Дольф, может быть, но не я.
Я вздохнула:
— Ага. Так ты подготовишь Жан-Клода к освобождению?
Он секунду-другую глядел на меня, потом кивнул:
— О'кей. — И глянул мимо меня на Натэниела, который скромно держался в сторонке, не мешая встрече старых друзей. — Это кто?
— Мой друг, Натэниел.
Он снова посмотрел на меня:
— А не слишком ли молод?
— Он всего на шесть лет моложе меня, Зебровски. А сегодня он меня подвез, чтобы мне не пришлось вести машину.
Он глянул обеспокоенно:
— А ты как вообще себя чувствуешь?
— Слабость есть пока, но она пройдет.
Он тронул меня за лицо, заглянул в глаза, пытаясь прочесть мысли, наверное.
— Хотелось бы мне знать, что за чертовщина с тобой творится.
Я бестрепетно ответила на его взгляд:
— Мне бы тоже хотелось.
Это его вроде как удивило, потому что он моргнул и убрал руку.
— Я вытащу графа Дракулу из мешка, пока ты будешь чирикать с Дольфом.
У меня чуть сгорбились плечи, и я стала следить, чтобы держаться прямо. Перспектива разговора с Дольфом меня не радовала. Зебровски пошел привести Жан-Клода, Натэниела я оставила беседовать с довольно симпатичной полицейской, а сама пошла в кабинет к Дольфу.
Он стоял у дверей как небольших размеров гора. Шесть футов восемь дюймов, сложение профессионального борца. Темные волосы подстрижены ежиком, торчат голые уши. Костюм отглажен, галстук завязан безупречно. Он уже наверняка отпахал сегодня не менее восьми часов, но выглядит как новенький.
Он посмотрел на меня очень внимательно:
— Я рад, что ты жива.
— Спасибо, я тоже.
Он махнул рукой и повел меня по коридору в сторону от кабинета, от столов, к камерам для допроса. Наверное, хотел поговорить наедине — в уединении, которого не обеспечивали даже стеклянные окна его кабинета. У меня засосало под ложечкой, и пробежала внутри тоненькая струйка страха. Дольфа я боялась не так, как боялась бы одичавшего оборотня или вампира, которого надо убить. Он физического вреда мне не нанесет. Но я боялась этой крутой линии плеч, пристального холодного взгляда, которым он оглянулся, проверяя, что я иду за ним.