Я ощущала, насколько он зол, почти как энергию оборотня. Чем заслужила я такой гнев?
Дольф придержал для меня дверь, и я протиснулась мимо его туши.
— Садись, — сказал он, закрывая за нами дверь.
— Спасибо, я постою. Мне хочется забрать Жан-Клода до рассвета.
— Я слыхал, что вы с ним больше не встречаетесь.
— Он был задержан без предъявления обвинения по подозрению в том, что убил меня. Я жива, так что мне хотелось бы его забрать.
Дольф смотрел на меня такими холодными и непроницаемыми глазами, какими смотрел обычно на свидетеля — не подозреваемого, — который не слишком ему нравится.
— У Жан-Клода чертовски хороший адвокат. Как вы смогли продержать его семьдесят два часа без предъявления обвинения?
— Ты — сокровище города. Я всем сказал, что он тебя убил, и мне помогли на время его потерять.
— Черт побери, Дольф, тебе повезло, что не попался слишком ревностный служака и не сунул его в камеру с окном.
— Да, не повезло.
Я уставилась на него, не зная, что сказать.
— Дольф, я жива. Он меня не трогал.
— А кто?
Тут уж моя очередь пришла смотреть непроницаемыми глазами копа.
Он подошел ко мне, навис надо мной. Запугать меня ростом он не пытался — знал, что это все равно не выйдет. Просто он такой здоровенный. Взяв меня за подбородок, он попытался повернуть мне голову в сторону. Я выдернулась.
— У тебя на шее шрамы, которых неделю назад не было. Блестящие, недавно зажившие. Откуда?
— Ты поверишь, что я не знаю?
— Нет.
— Как хочешь.
— Покажи шрамы.
Я убрала волосы в сторону и позволила ему пальцем провести по зажившей ране.
— Покажи остальные ранения.
— А не нужна ли нам здесь для этого женщина-полисмен?
— Ты действительно хочешь, чтобы их увидел еще кто-нибудь?
В его словах был смысл.
— Дольф, что ты хочешь видеть?
— Я не могу тебя заставить показывать, но мне нужно на них посмотреть.
— Зачем? — поразилась я.
— Сам не знаю, — ответил он, и впервые в его голосе прозвучала усталость.
Я сняла рубашку и положила ее на стол, потом вытянула левую руку и подняла рукав футболки.
Он провел пальцем по следам.
— Почему всегда левая рука? Ей у тебя больше достается.
— Наверное, потому, что я правша. Пока мне жуют левую руку, я вынимаю правой пистолет и прекращаю это занятие.
— Ты убила того, кто это сделал?
— Нет.
Он посмотрел на меня, на миг не сдержав злости:
— Хотелось бы мне в это поверить.
— Мне тоже. Тем более что я говорю правду.
— И кто тебе нанес эти раны, Анита? Или что?
Я покачала головой:
— Этот вопрос улажен.
— Черт побери, Анита, как я могу тебе верить, когда ты мне ничего не говоришь?
Я пожала плечами.
— Рука — это все?