— Извинения приняты.
— Я тебя просил убить Джейкоба не потому, что ты моя лупа или доминант. Я обратился к тебе, потому что знал: ты уже об этом подумала. Попросил тебя, потому что если ты решишь, что так лучше для стаи, ты это сделаешь.
— Дела стаи меня больше не касаются — так мне говорят со всех сторон.
— Говорят те, кто не знают тебя так, как я.
Я от него отодвинулась:
— На что это ты намекаешь?
— На то, что если ты кому-то дала свою дружбу — свою защиту, — ты ее не отнимешь даже вопреки желанию защищаемого.
— Если я убью Джейкоба, Ричард мне никогда не простит.
— Но он же тебя бросил? Что ты теряешь, убив Джейкоба? Ничего. А если не убьешь его, то потеряешь и Сильвию, и Ричарда.
Я протиснулась мимо него:
— Как мне надоело делать черную работу за каждого!
— Никто не умеет делать эту черную работу лучше тебя, Анита.
От этих слов я остановилась и повернулась к нему:
— А этона что намек?
— Ни на что не намек, Анита, голая правда.
Глядя в эти до невозможности серьезные глаза, я хотела бы поспорить, но не могла.
Мне казалось, что хуже сегодня мне уже не может прийтись — но я ошиблась. От взгляда Джейсона, от его слов мне стало совсем хреново. Кажется, уже ничего более гнетущего ночь мне не приготовила.
До рассвета оставались минуты, когда из двери вышел Жан-Клод в халате.
— Можешь расположиться в кровати, ma petite,я пойду к себе в гроб. Боюсь, твоим нервам уже достаточно досталось, чтобы еще и мне умирать на твоих руках на восходе.
Я хотела возразить, потому что желала, чтобы он держал меня в самом худшем смысле этого слова, но он был прав. На эту ночь потрясений мне было достаточно.
— Со мной останется Натэниел, — сказала я.
Какая-то мысль мелькнула на лице Жан-Клода.
— И еще Джейсон.
— Зачем?
— У меня нет времени объяснять, ma petite,но пожалуйста, поверь мне, что Джейсон тоже должен здесь быть. Так лучше.
Я уже ощущала дрожь рассвета, хотя еще глубоко под землей.
— Ладно, пусть Джейсон тоже остается.
Жан-Клод уже подходил к двери.
— Я ему скажу по дороге в зал гробов. Прости, что приходится так тебя оставлять, ma petite.
—Иди, уже почти рассвет.
Он послал мне воздушный поцелуй и исчез, оставив чуть приотворенную дверь. Натэниел сидел на углу кровати с безразличным лицом, даже тело ничего не выражало. Он очень хорошо умел выглядеть безобидным, даже внушающим спокойствие.
Я спала четверо суток напролет и все же ощущала усталость, неимоверную усталость. Скорее не физическую, а как после сильных умственных перегрузок или эмоциональных. Я вымоталась.
— Давай спать, — сказала я.
Натэниел, не говоря ни слова, стащил с себя топ, сбросил ботинки, стянул носки и начал расплетать волосы. Я знала, что это не быстро, и потому пошла тем временем в ванную. Давно я уже не видала ванной комнаты Жан-Клода с этой причудливой черной ванной, такой просторной, что годилась бы для небольшой оргии. Серебряный лебедь, из клюва которого шла вода, напомнил мне фонтан. Но сегодня — никаких ванн. Только заснуть и забыться. Все забыть.