— Я не боюсь, что Натэниел тебя ослушается, ma petite.
Его интонация заставила меня повернуться к нему.
— А ты что имеешь в виду?
— Я боюсь, что он действительно сделает все, что ты ему скажешь.
Мы смотрели друг на друга несколько долгих мгновений. Я поняла его теперь. Он не мальчикам не верил, он не верил мне. Я хотела бы сказать, что никогда их не попрошу, никого из них, делать со мной это, но что-то было в глазах Жан-Клода, какое-то знание, какая-то скорбь, из-за чего я промолчала.
— Насколько я потеряю самообладание? — спросила я.
— Я не знаю.
— Я устала это слышать.
— А я устал это говорить.
Тогда я спросила то, что надо было спросить:
— Так что мы будем делать?
— Наши pomme de sangпринесут свою и твою одежду, и начнем.
Как бы мне ни было это поперек горла, как бы ни хотелось от всего этого отказаться, я знала, что он прав. Я старалась не быть социопатом, чтобы не стать чудовищем. Я просто не знала, о чем говорю. Сейчас мне надо питаться людьми — похотью, правда, а не кровью и плотью, но все же питаться. Социопатия начинала казаться не таким уж злом.
Где-то в процессе одевания я пришла в себя. Я стояла около спинки кровати, надежно завязав халат Ашера поверх красных пижамных штанов, отвернув лицо и прижавшись лбом к спинке. Самообладание — это был стержень той личности, которой я себя считала. Я могу это сделать, а лучше — не делать. Надо попытаться пропустить это мимо себя, потому что иначе... не могу.
Кровать шевельнулась, и от одного только ощущения лежащих на кровати мужчин у меня зачастил пульс и напряглись мышцы. Боже мой, помоги мне! Этого не может быть. Я всю жизнь боялась стать вампиром. Много раз я была близка к этому, но никогда не думала, что это будет вот так. Я оставалась пока живой, оставалась человеком, но голод бушевал во мне как зверь, рвущийся наружу, и одно только не давало ему вырваться — мои пальцы, вцепившиеся в дерево, лоб, прижатый к его изгибам. И непонятно было, что это за голод, с которым я бьюсь, но все окрашивал ardeur,жаждала я крови или мяса, но во всем этом был секс. Их невозможно было отделить, и это уже само по себе было страшно.
Кто-то подполз ко мне, и я знала, не глядя, что это Жан-Клод. Я его просто чувствовала.
— Ma petite,все готово, мы ждем только тебя.
Я сказала, все еще прижимаясь лицом к спинке, вцепившись в нее пальцами:
— Что ж, тогда вам придется обойтись без этого последнего ингредиента.
Я ощутила его руку у себя над плечом и вскрикнула:
— Не прикасайся!
— Ma petite, ma petite,я бы изменил все это, будь то в моей власти, но не могу. Мы должны наилучшим образом действовать с тем, что есть.