– Я соболезную, сэр, но вам бы лучше увести детей к машине.
Вдова начала вопить, громко и бессвязно. Голая боль. Девочку начало трясти.
– Вы ее отец, но при этом вы еще и дедушка этих малышей. Вспомните об этом. Уведите их отсюда.
Теперь в его глазах вспыхнули искры гнева.
– Как вы смеете?
Он я не думал меня слушать. Я была только помехой его скорби. Старший из детей, мальчик лет пяти, посмотрел на меня. Его карие глаза были огромными, а осунувшееся личико – бледным, словно у призрака.
– По-моему, это как раз вы должны уйти, – сказал дедушка.
– Вы правы. Вы абсолютно правы, – сказала я. И пошла от них прочь по траве, опаленной летним зноем. Я не могу помочь этим детям. Я не могу им помочь, так же, как никто в свое время не мог помочь мне. Я выжила. Выживут и они, если смогут.
Мэнни и Розита ждали меня. Розита меня обняла.
– В воскресенье, когда мы вернемся из церкви, приходи на обед.
Я улыбнулась:
– Вряд ли у меня получится, но спасибо за приглашение.
– Будет мой кузен, Альберт, – сказала Розита. – Он инженер. Из него выйдет хороший кормилец.
– Мне не нужен хороший кормилец, Розита.
Она вздохнула.
– Ты слишком много зарабатываешь для женщины. Из-за этого тебе не нужен мужчина.
Я пожала плечами. Если я когда-нибудь выйду замуж – в чем я уже начала сомневаться, – это произойдет не из-за денег. По любви. Вот черт, неужели я жду любви? Не-е, только не я.
– Нам надо забрать Томаса из детского сада, – сказал Мэнни и виновато улыбнулся мне из-за плеча своей супруги. Розита была выше его почти на фут. Надо мной она вообще нависала, как башня.
– Конечно. Передавайте маленькому разбойнику от меня привет.
– Ты должна прийти на обед, – сказала Розита. – Альберт – очень красивый мужчина.
– Благодарю за заботу, Розита, но я перебьюсь.
– Пошли, жена, – промолвил Мэнни. – А то сын нас уже заждался.
Она дала ему увести себя к автомобилю, но ее коричневое лицо осталось недовольным. Тот факт, что мне уже двадцать четыре, а у меня до сих пор нет никаких перспектив выскочить замуж, оскорблял какую-то глубинную часть души Розиты. Ее и моей мачехи.
Чарльза нигде не было видно. Умчался в контору на встречу с клиентами, решила я. Наверное, и Джемисон тоже – но нет: он стоял в траве и поджидал меня.
Он был одет безукоризненно: строгий двубортный пиджак, узкий красный галстук в темную крапинку, булавка для галстука сделана из оникса и серебра. Он улыбнулся мне; плохой признак.
Его зеленоватые глаза казались двумя дырочками, которые кто-то протер ластиком на темной коже.
– Я рад, что пришло так много наших, – сказал он.