Брат Эстебан перевел дух, поскольку ему было нелегко сохранять взятый им тон: его манера чтения была уж слишком напыщенной, и глотка его не выдерживала такого напряжения. Во время этой вынужденной паузы он обвел всех взглядом, стараясь угадать, какое впечатление произвели на слушателей признания Альдерете.
— Покамест мы не узнали почти ничего нового, — нетерпеливо заметил Сикотепек, — разве что выяснили настоящее имя Тристана, что, впрочем, вряд ли нам поможет — он уже давным-давно исчез из здешних мест. Читайте же дальше.
Брат Эстебан продолжил:
«Мы приняли предложение Тристана, то есть Феликса де Оржеле. Далее я открою имена предателей, составивших заговор против вас и против императора. Я начну с менее значительных особ, а затем назову главных заговорщиков — тех, кто особенно закоснел в своей злобе, а знатностью и должностями превосходит всех прочих. Ведь известно, что чем выше по рождению изменник, тем сильнее тяжесть содеянного им — одно дело, если конюший обкрадывает своего господина, и совсем другое дело, если так же поступают со своим сеньором-королем граф или маркиз; точно так же богохульства, что исходят из уст монаха, совсем не то, что богохульства, изреченные подмастерьем, конюхом или кладовщиком.
Итак, первым я назову Хуана дель Кастильо, по прозвищу Красавчик. Хотя это был простой пехотинец, именно он свел нас с Тристаном, хотя я и не знаю, когда и при каких обстоятельствах он сам познакомился с ним; вероятнее всего, произошло это еще на Кубе. Вторым был автор этих строк, и о себе я уже рассказал все, что было необходимо. Третьим же, самым главным из нас, а значит, тем, на кого падает основная тяжесть вины, был дон Памфило де Нарваэс…»
— О Боже! — вскричал пораженный брат Эстебан, дойдя до этого места. — Не может быть, чтобы столь могущественный сеньор оказался под подозрением в измене! Всем известно, что дон Памфило — человек чести и верный слуга королю, хотя, конечно, он совершил ошибку, присоединившись к партии злокозненного губернатора Кубы и выступив против сеньора Кортеса.
Сикотепек был поражен не меньше монаха, но его удивление сменилось яростью при мысли о том, что он много раз сталкивался лицом к лицу с главным изменником в лагере Кортеса и что дон Эрнан только что даровал ему разрешение покинуть Новую Испанию.
Наконец, брату Эстебану удалось овладеть собой, Сикотепек перестал изрыгать проклятия, и чтение продолжилось:
«…Дон Памфило де Нарваэс, и его толкнули на измену ненависть, которую он питал к вашей особе, а также жажда мести за то, что он лишился глаза и позорным образом был разгромлен в битве при Семпоале. Кастильо двигала лишь страсть к наживе, что же касается меня, то у меня были две причины — надежда разбогатеть и обида, которую я затаил против Вас еще со дня бегства нашего войска из Мехико. Я также подозревал Вас в том, что Вы, сговорившись с Куаутемоком, утаили сокровища Монтесумы.