Под шлемом голова его была перевязана, а сам он слегка опирался на руку Ланселета, однако от расспросов жены Артур небрежно отмахнулся.
- Да небольшая стычка: юты вздумали поразбойничать. Союзные саксы уже почти очистили от них берег, когда подоспели мы. Ха! Пахнет жареной бараниной... да это магия, не иначе; вы же не знали, что мы возвращаемся?
- Моргейна сказала мне, что вы вот-вот будете; так что и подогретое вино есть, - отозвалась Гвенвифар.
- Ну и ну: великое это благо для изголодавшегося воина - сестрица, наделенная Зрением, - промолвил Артур, жизнерадостно улыбаясь Моргейне; улыбка эта болезненно подействовала ей на нервы, и без того расшатавшиеся, а голова разболелась еще сильнее. Артур поцеловал сестру - и вновь обернулся к Гвенвифар.
- Ты ранен, муж мой, дай, я позабочусь о тебе...
- Нет-нет, говорю же тебе, сущие пустяки. Ты же знаешь, крови я теряю немного, пока при мне эти ножны, - отмахнулся он. - Ну, а ты-то как, госпожа, спустя столько месяцев? Я надеялся, что...
Глаза королева медленно наполнились слезами.
- Я опять ошиблась. Ох, лорд мой, а ведь на этот раз я была так уверена, так уверена...
Артур сжал ее руку в своих, искусно скрывая разочарование при виде горя жены.
- Ну, право, полно; пожалуй, придется нам попросить у Моргейны какой-нибудь амулет для тебя, - небрежно промолвил он, глядя, как Мелеас приветствует Грифлета супружеским поцелуем и гордо выпячивает округлившийся живот, - и на лице его на миг обозначились мрачные складки. - До старости нам с тобой еще далеко, моя Гвенвифар.
"Но и молодой меня не назовешь, - подумала про себя Гвенвифар. Большинство знакомых мне женщин, за исключением разве незамужних Моргейны с Элейной, к двадцати годам уже обзавелись славными сыновьями и дочерьми; Игрейна родила Моргейну в пятнадцать лет, а Мелеас всего четырнадцать с половиной, не больше!" Она пыталась держаться спокойно и непринужденно, однако душу ей истерзало чувство вины. Что бы уж там еще ни делала королева для своего господина, первый и основной ее долг - подарить мужу сына; и долг этот она не выполнила, хотя и молилась до ломоты в коленях.
- Как моя дорогая госпожа? - улыбаясь, Ланселет поклонился королеве, и она протянула ему руку для поцелуя. - В который раз возвращаемся мы домой и обнаруживаем, что ты похорошела еще больше. Ты - единственная из дам, чья красота с годами не меркнет. Я начинаю думать, что так распорядился сам Господь: в то время как все прочие женщины стареют, толстеют и блекнут, ты остаешься ослепительно-прекрасной.