А мать все ударяла и ударяла пальцем.
— Ты права, мама. Теперь я тоже вне себя. Сегодня утром нас ограбили. — И она добавила с горечью: — Как будто мы и без того недостаточно потеряли.
Мать снова начала листать страницы и нашла еще одну картинку, тоже сравнительно новую. Это походило на рисунок, сделанный рукой ребенка: карикатурное изображение чудовища с большими желтыми клыками и огромными красными выпученными глазами. Авторство принадлежало Топпи, пытавшейся таким образом передать понятие «Эдди Комо». Потому что ни при какой погоде они не согласились бы поместить в книжку его подлинное фото. Они не желали в такой форме допустить его в свою жизнь.
Сейчас левая рука Либби царапала страницу фотоальбома. Наконец она сорвала пластиковую оболочку и вырвала картинку. Гордо вскинув голову, она в благородном негодовании посмотрела на Топпи и Джиллиан. Глаза ее пылали гневом, нижняя губа дрожала от невыплаканных слез. Скомкав монстра, она своей немощной левой рукой отшвырнула его подальше.
Топпи и Джиллиан проследили глазами, как бумажный комок свалился на пол. Прежде чем остановиться, он прокатился футов пять. Потом застыл на месте.
— Ты права, — ласково сказала Джиллиан. — Он мертв, так давайте раз и навсегда выбросим его из своей жизни. Скажу честно: я устала бояться. Устала от злобы. Устала вновь и вновь спрашивать себя, что сделала не так. — Голос ее зазвучал громче, набирая силу. — Плевать нам на прессу, мама, пусть провалится ко всем чертям. Плевать на государственного защитника. И плевать на извращенцев, которые рады наблюдать, как наша боль, будто увеселительный спектакль, выносится на экраны. Эдди Комо отнял у нас слишком много, и я не отдам ему больше ничего. Хватит, мы покончили с этим! Больше мы о нем не говорим. Больше не думаем о нем. Мы его больше не боимся. Отныне и впредь Эдди Комо не существует для нас.
Десять сорок пять вечера.
Увы, Кэрол не покончила с этим. Она не выбросила Эдди Комо из своей жизни. Вместо этого Кэрол, свернувшись комочком, одетая лежала в пустой ванне. От холодных фаянсовых стенок ее знобило, поэтому еще час назад она стащила с крючков и натянула на себя все полотенца. В ванной комнате второго этажа было холодно и промозгло. Здесь не было окон, а значит, и естественного освещения. Кэрол не знала, который час, но подозревала, что уже поздно. Вероятно, десять уже пробило. Все кошмары начинаются после десяти.
Дэн все не возвращался. Дом был погружен в молчание. Время от времени Кэрол начинала мычать что-нибудь себе под нос — просто чтобы услышать звук. Но большей частью лежала съежившись в ванне — взрослая женщина, которая словно рада бы, да не может вернуться в материнское лоно. Опустив голову на жесткую холодную кромку, она ждала неизбежного.