Каррик изумленно вытаращил на нее глаза.
— Не стоит так переживать, Каррик, — спокойно сказала Элизабет. — Я знаю, ты был бы рад остаться и помочь мне с хозяйством. Но у тебя своя собственная жизнь, так что не стоит забивать себе голову моими проблемами.
Каррик глубоко вздохнул.
— Элизабет, вы ведь не будете отрицать, что я как-никак Данмор по самой что ни на есть прямой линии? Даже если бы это и взбрело вам в голову, достаточно взглянуть на портрет. Так что мой долг — остаться здесь и помочь вам.
— Бесполезное дело, поверь мне, — покачала головой Элизабет. — Семейное состояние растаскивалось столько лет подряд, что теперь и всей жизни не хватит, чтобы сохранить то, что уцелело. Так что послушай меня — не губи свою молодость! Да ты и сам понимаешь, что все это бесполезно.
Каррик растерянно огляделся.
Все вокруг рушилось прямо на глазах. Столбики, на которых крепилась изгородь, разъезжались в разные стороны, будто жалуясь, что сгнили до самого основания. Обрывки ржавой проволоки уныло свисали до земли. Задняя часть коровника давно рухнула на землю. Одна из еще державшихся стен грозила в любую минуту последовать за ней — в самой ее середине зияла громадная дыра.
— Элизабет, — полюбопытствовал Каррик, — а для чего эти доски? Не для крыши, случайно?
— Да, чтобы починить крышу в коровнике. Если мне удастся урвать парочку дней до того, как пойдут дожди…
— Вы хотите сказать, что сами влезете на крышу и все почините?!
— Да. С тех пор, как уехал Родман, мне и не такое приходилось делать.
— Этот ваш Родман, — с неожиданной неприязнью перебил Каррик, — что он за человек?
— Родман… ему всего лишь двадцать один год! — поколебавшись немного, ответила Элизабет. — Он хороший мальчик. Разве можно винить молодых, если им опротивело жить в таком месте и губить свою молодость?
Каррик пожал широкими плечами.
— Будет вам крыша! — буркнул он и направился прямиком к коровнику, намереваясь, не мешкая, взяться за дело.
И стоило ему только сказать это, как он с удивлением понял, что на сердце стало легко. Глядя вокруг, Каррик с горечью замечал повсюду следы запустения — свидетельства того, что все постепенно дряхлеет и приходит в упадок. Но, как ни странно вместо того, чтобы прийти в уныние, все это только подзадоривало его. И когда он уселся на крыше, прикидывая, с чего начать, и окинул взглядом унылую картину вокруг, то вдруг поймал себя на том, что мысленно уже латает каждую прореху в изгороди, чтобы через минуту полюбоваться пасущимися тут и там тучными коровами, а потом, раздвинув границы ранчо, сделать его процветающим. Да, он уже видел, как в саду копается садовник, как хлопотливая кухарка суетится на кухне, а Элизабет в прелестном утреннем капоте завтракает, удобно устроившись за чайным столиком в гостиной.