Я вскипел:
— Знаешь, за последние два дня я уже достаточно наслушался этих благородных речей. Все только и делают, что твердят мне, какой я высокопорядочный мошенник. Так что оставь свои увещевания, а лучше выругайся от души да ответь на мой вопрос. Обещаю, что не нарушу конфиденциальности в ущерб твоему клиенту.
Он все еще пребывал в нерешительности, потом наконец произнес:
— Ну ладно, Дженкинс. По правде говоря, недавно мы приобрели для мистера Кемпера одно очень ценное украшение. Вещь эта была в свое время похищена из сокровищницы одного монарха, какого не скажу. Больше я ничего не могу вам рассказать. Все держится в страшном секрете. В конце концов, ты должен войти в мое положение, ведь я забочусь об интересах клиента. Никто не должен узнать, что мистер Кемпер владелец этого украшения, так как оно считается похищенным. Конечно, это трудно доказать, но прежний владелец украшения, возможно, станет оспаривать право собственности. Надеюсь, в дальнейшем этот вопрос благополучно разрешится, а пока оно, так сказать, не принадлежит никому.
Я покачал головой:
— Я не это хотел узнать. Меня интересует, что это за украшение, как оно выглядит и где хранится. Можешь ты мне дать эту информацию?
— Боюсь, что нет, Дженкинс. — Тон его был решительным и твердым, и, давно зная его, я понял, что он действительно ничего не скажет.
— Даже если эта информация понадобится мне в целях сохранения интересов твоего клиента?
Он постучал костяшками пальцев по столу и снова покачал головой:
— Мне очень жаль, но я не могу. Не смею нарушать конфиденциальность.
Я смерил его холодным, невозмутимым взглядом:
— А если я стану твоим клиентом, ты тоже будешь сохранять конфиденциальность?
— Разумеется.
— Даже если информация обо мне будет очень важна для кого-то из твоих клиентов?
Он на мгновение задумался, потом кивнул:
Моя обязанность защищать интересы клиента, кому бы информация ни понадобилась.
Я встал и подал ему руку:
— Ну что ж, не хочешь дать мне эту информацию, придется мне раздобыть ее самому.
Он рассмеялся:
— Есть вещи, Дженкинс, которые даже тебе не под силу.
— Возможно, — сказал я, направляясь к дверям.
Я был взбешен. До чего же мне надоели благородные разговоры об этике, чести и добродетели! Мне даже захотелось ненадолго окунуться в тот мир, где обитают самые низы общества, чтобы дать ушам отдохнуть от всех этих утонченных речей. В конце концов, чем я отличаюсь от этих людей?
Еще три года назад я бы и думать не стал ни о чем подобном, однако теперь судьба этой девчонки взволновала меня не на шутку. Вернувшись домой, я лег в постель и попытался уснуть, но не смог, хотя хорошенько выспаться мне бы не помешало.