— Далее?
— Спустя двадцать минут после того, как он уехал, наступил конец.
— Кто находился в комнате в это время? Вы?
— Нет. Миссис Краннинг. Я спустилась вниз, чтобы выпить стакан молока и съесть бутерброд. Я была так расстроена, с утра ничего не ела. Мы надеялись, что мистеру Милберсу станет лучше.
— Что было после того, как наступила смерть? Вы известили доктора Кларджа?
— Да. Доктор Клардж пришел, но сказал, что он ничего уже не может сделать. Он позвонил в похоронное бюро и предложил оповестить обо всем Кристофера Милберса. Я послала телеграмму.
— Далее?
— После всего пережитого, хотя и было уже очень поздно, я отправилась в контору, чтобы опечатать сейф. Я была страшно расстроена. Думаю, поэтому я и попала под машину. Я не завтракала, не считая утренней чашечки кофе и стакана молока с бутербродом, — это все, что перепало мне за весь день. Я не успела даже доесть этот бутерброд, когда миссис Краннинг позвала меня.
— Что сказал доктор о причинах смерти?
— О, вы знаете, что такое врачи! Они любят произносить уйму медицинских терминов с умным видом. Лично мне кажется, что доктор Клардж ровным счетом ничего не смыслит в этом деле. Я не могу припомнить всего, что он сказал. Он говорил, что произошло обострение гастроэнтерита печени и что-то еще, что кончалось на «ит».
— Нефрит?
— Не знаю. Кажется, да. Но он назвал основной причиной обострение гастроэнтерита. Это я точно помню. Все остальное было для меня китайской грамотой, хотя, думаю, для него тоже.
— Где завтракал мистер Милберс в тот день? Жозефина Делл удивленно взглянула на Берту:
— Ну, разумеется, дома, я думаю. Именно для этого он держал миссис Краннинг и Еву, и если вам интересно знать мое мнение, — продолжала она, — за те деньги, что он платил, еще он вынужден был и ждать, когда его соизволят накормить. Хотя, конечно, это и не мое дело, и все уже в прошлом. Но меня мутит от одной мысли, что он почти все оставил им.
— И десять тысяч вам.
— Если он собирался что-нибудь завещать кому-либо помимо родственников, — сказала Жозефина Делл решительно, — то я свои десять тысяч заслужила.
— Как долго вы служили у него?
— Почти два года.
— То есть по пять тысяч в год.
— Точно, — ответила Жозефина с неожиданно сильным раздражением. — По пять тысяч в год. Серьезная компенсация за все, не так ли, миссис Кул? Хорошо, вы знаете далеко не все, и не обманывайте себя, что… ладно, все это уже не имеет смысла. Не могли бы вы оставить меня одну, мне необходимо собраться?
— Тот человек, который был свидетелем, — спросила Берта, — его звали Больмэн?