Он сложил руки, выражение его лица оставалось неизменным. Ни единая складка обвислой кожи на его щеках не шевельнулась. Единственным признаком внутреннего волнения были эти сомкнутые руки.
— Я вижу, Дженкинс, вы человек рассудительный.
Мой помощник позвонит вам в положенное время и даст необходимые инструкции.
Наконец, впервые с тех пор, как я вошел в комнату, я заговорил:
— Я даю слово вскрыть этот сейф. Только, само собой разумеется, это должна быть честная сделка. Если вы попытаетесь меня обмануть, я сочту себя вправе поступить, как мне заблагорассудится.
Мне показалось, что уголки его обвислых губ чуточку дернулись, — в полумраке трудно было разглядеть.
— Если вы задумаете перехитрить меня, Дженкинс, если не исполните моих инструкций, пожалуйста, это ваше право. Но знайте, вы сами приблизили свой конец.
Я вздохнул. С таким комплексом мне уже приходилось сталкиваться. У него было ложное представление о собственной значимости, ему казалось, что он контролирует ситуацию. Я ничего не сказал — в этом не было необходимости, ведь я уже предупредил его.
Он снова открыл ящик стола и извлек из него конверт с огромной сургучной печатью. На обратной стороне конверта был напечатан на машинке номер — 543290.
Конверт был тонкий, похоже, в нем лежал лишь одинединственный лист бумаги.
— Мистер Колби зайдет к вам домой, и вы отдадите ему этот конверт — он знает, что с ним делать. Спасибо за визит. А вас, Мод, можно поздравить с успешным выполнением задания. Теперь можете отвезти мистера Дженкинса домой.
Он не пожелал мне спокойной ночи, лишь едва заметная нотка завершенности в его голосе указала на то, что аудиенция закончена. Грузная фигура оставалась неподвижной, только ледяные глаза зловеще поблескивали в полумраке.
— Я буду дома с девяти до одиннадцати утра, — сказал я, решив оставить последнее слово за собой.
Он ничем не показал, что слышал мои слова, лишь не мигая оценивающе смотрел на меня. Девушка взяла меня за руку.
— Пошли, — сказала она, и я почувствовал, что рука ее дрожит.
Бок о бок мы вышли из комнаты и, пройдя по зловещим лабиринтам, оказались на улице.
— Эд, можешь сесть за руль? — спросила она, и я заметил, что нервы у нее совсем сдали.
Лицо побелело как мел, ноздри трепетали, а сама она дрожала как листок на ветру. Что это — волнение или страх? Я смотрел на нее и не мог понять.
— Значит, тебя зовут Мод? — спросил я, заводя двигатель.
Она рассеянно кивнула:
— Да, Мод Эндерс.
Я ехал молча до самого дома.
— Давай-ка поднимемся, — предложил я, когда машина остановилась. — Я согрею тебе чайку. Тебе надо отойти от всего этого.