— Без прикрас, могу себе представить! — хмыкнул он.
— Да, — сказал Питер, — именно так!
Глава 29. ОКРУЖНОЙ ЧЕМПИОН
При выполнении данных ему поручений Обмылок никогда не отличался огромным усердием. Так как считал, что если хозяин и так получит с этого какую-никакую выгоду, то с его стороны не будет большим преступлением, если он немного подумает и о себе. Поэтому, заседлав коней, он отправился выбирать лошадей для повозки. Он просто наскоро вытер усталых мустангов, плеснул им воды и дал немного пожевать овса, а сам тем временем принялся подбирать замену. Это было совсем несложно. В городе отбоя не было от желающих торговать и торговаться. Так что всего через несколько минут он набрел на повозку, в которую были впряжены достаточно бодрые кони. Разыскав владельца, Обмылок предложил ему упряжку Джарвина в обмен на его пару. Тут же и ударили по рукам. Хозяину повозки нравились высокие кони, а мустанги из конюшни Джарвина были почти на голову выше его собственных. На доплату Джарвин выдал сто долларов; Обмылок же смог сторговался на сорока, и возвратился обратно весьма довольный собой, ведя в поводу новых коней и с шестьюдесятью долларами чистого дохода в кармане.
Мулат был глубоко убежден, что деньги существует на свете для того, чтобы их тратить. Он впряг коней в повозку, оставляя их на попечение мальчишки — помощника конюха. На противоположной стороне улицы, прямо напротив конюшни призывно сияло огнями недавно открытое кафе, и праздничая иллюминация была приурочена к этому замечательному событию. Высокие табуретки у стойки казались Обмылку сказочными тронами. И хотя ему было строго-настрого наказано никуда не отлучаться и дожидаться в повозке, но голод все же взял свое.
Перейдя через улицу, он вошел в заведение и уселся на первый же освободившийся стул. Здесь стояло несколько плит, у которых священнодействовали трое поваров. Аромат кипящего молока и запах душистого кофе касались ноздрей Обмылка и волновали его душу. Дым поднимался и над жаровнями, на решетках которых шипели гамбургеры, подрумяниваясь и покрываясь хрустящей корочкой. Булькал раскаленный жир, в котором обжаривался французский картофель — потом его вынимали, с золотистых ломтиков капало масло, а Обмылок оставался неподвижно сидеть, вдыхая трепещущими ноздрями тончайший аромат.
— А вам что? — спросил официант, убирая тарелки, стоявшие перед Обмылком на столе, застеленном клеенкой.
— Мне? — переспросил Обмылок, прикрывая глаза, чтобы посоветоваться с собственным чутьем.
В этот момент совсем рядом раздался грубый голос: