Напряжение нарастало с каждым мгновением, пока Россу Хейлу, наконец, стало невмоготу выносить все это. И вот, в конце концов, он решил ретироваться. Сразу же по окончании ужина — если это можно было так назвать — он с готовностью принял предложение Питера, вызвавшегося помыть посуду, и вышел на улицу, где довольно долгое время бесцельно слонялся по двору в темноте ночи.
Позади себя он слышал, как оставшийся в кухне Питер затянул песню, и его голос отдавался гулким эхом в пустом, старом доме. Но отец знал, что все это веселье было напускным. На самом же деле душа Питера томилась под спудом такого безутешного горя, какого самому Россу Хейлу так и не было дано прочувствовать до конца.
Дело с мытьем посуды продвигалось довольно быстро. Когда все было закончено, Питер решил побыть ещё некоторое время в одиночестве, чтобы успокоиться самому. Он слышал тихие шаги отца, расхаживающего по двору, усеяному мелкими камешками. Ему тоже очень нравилось ходить, и было время, когда он проводил многие часы, расхаживая взад и вперед, напряженно думая над чем-либо, пока, наконец, нужная мыль не осеняла воспаленный ум. Теперь это простое удовольствие было ему не доспуно. Он устало опустился в большое кресло, стоявшее в углу кухни, вспоминая, как когда-то его дед просиживал здесь многие часы напролет, и вытащил старинную черную трубку, на стенках которой намертво запекся табачный налет. Он осторожно набил её.
Питеру казалось, что курение поможет ему отчетливее понять, на что пошел отец ради него. Это было своего рода самоистязание. Страдания Росса Хейла были не только физическими, но и душа его не выдержала и надломилась под тяжестью непомерной ноши, взваленной им на себя. Итак, он сумел пройти до конца, что за награда для человека, давно поставившего на себе крест! А очнувшись, огляделся по сторонам, с удивлением понимая, что не попал на небеса — а просто оказался отцом человека, которому, возможно, так и не суждено когда-либо снова встать на ноги.
Не находя себе места от отчаяния, Питер вынул трубку изо рта и закрыл глаза, нервно сжимая кулаки. Раздался громкий треск, и тут же жгучая боль опалила ладонь и большой палец руки. Его любимая и единственная трубка была сломана — раздавлена на тысячу мелких кусочков.
Он даже не чертыхнулся, а просто остался сидеть, глядя на небольшую дымящуюся груду обломков на полу перед собой и размышляя о том, под силу ли обыкновенному человека одной рукой сломать трубку, сделанную из толстого корня эрики, как это сейчас он сам сделал всего двумя пальцами — большим и указательным пальцем. Почувствовав отчаянное желание выйти на свежий воздух, он встал и направился к двери из кухни. По пути он заметил, как в темноте сверкнули стволы отцовских револьверов — Росс Хейл оставил их на кухонном столе. Питер остановился и взял в руки оружие. Это были хорошие пистолеты. Мужчины из рода Хейлов знали толк в оружии и умели обращаться с ним. Рукоятки револьверов были удобными и пришлись Питеру точно по руке. И тогда, сунув оружие за пазуху, он вышел из дома.