- У него нет единомышленников среди ратсгеров, - сказал младший Вульфлам. - Карстен Сарнов не дурак и соображает побыстрее, чем этот Амброзиус. Он будет молчать, линию Хозанга он не поддержит.
- Опасен не Карстен Сарнов, а сам Хозанг. Не забывай об Анкламе. А там не было никакого Хозанга. Сарнов должен не только молчать, он должен выступать против Хозанга. Только он может успешно противодействовать ему. Этого нужно добиться, и тогда мы предотвратим беду... А судовым священником на "Женевьеву" мы пошлем патера Бенедикта. На этого можно положиться.
- А если граф из Плетцума нападет на "Женевьеву", едва она выйдет в море?
- Тогда он захватит ее, а не мы, - ответил старый Вульфлам. - И не в корабле дело, Хозанга нам надо уничтожить. Сумеем мы это сделать, и никто не будет пытаться оспаривать у нас его корабль. Кроме того, как тебе известно, фон Плетцум обманщик. Нашу последнюю долю мы еще не получили, лучше уж этот Эберштайн, но тому совсем неинтересна "Женевьева", ему и свои-то собственные корабли ни к чему.
- Поднять паруса! - закричал капитан, и матросы на марсе35 стали тянуть вверх огромные реи с трапециевидными парусами; им помогали те, что находились на палубе. Ветер, словно только и ждал этого, сразу наполнил их. Восемь матросов налегали на вымбовки36 шпиля37. С мола гавани доносились голоса. Прибыл Хозанг, чтобы проводить свой корабль. Среди грузчиков и ремесленников, собравшихся в гавани, стоял и Герд, который, конечно, был бы на корабле, если бы не больная мать, которую он не мог оставить одну.
Клаус, напрягая все свои силы, помогал поворачивать шпиль, и каждый раз, когда во время этого топтания по кругу его лицо было обращено к молу, он бросал быстрый взгляд на набережную. "Я моряк, - не выходило у него из головы. - Я моряк. А море - это и Швеция, и Готланд, и далекий Новгород". Он был невыразимо счастлив и бесконечно благодарен купцу Хозангу. Он так хотел стать настоящим моряком, идущим навстречу ветрам, непогоде, опасностям.
- Якорь чист! - крикнул вахтенный.
Шпиль был застопорен. С мачт посыпались вниз матросы. "Санта Женевьева" медленно, едва заметно двинулась в открытое море.
Последний взгляд на провожающих, которые на глазах становились все меньше и меньше. Последние взмахи рук. Последние прощальные крики. Город, дома, башни, мачты кораблей в гавани - все пропало в утренней дымке. Постепенно рассвело, но солнца все не было видно; дул попутный ветер, и корабль шел хорошо. Рулевой на ахтердеке38 управлял кораблем. Рядом с ним, скрестив на груди руки, стоял капитан, его придирчивый взгляд был направлен на паруса.