Дело о дневнике загорающей (Гарднер) - страница 32

— Мы можем поговорить о том, что произошло в тот день? — спросил Мейсон.

— Зачем?

— Хочу, чтобы у меня в голове сложилось представление о происшедшем.

— Да ничего особенного, в общем-то, и не было. Пролистайте старые газеты — вот и весь рассказ. Или почти весь рассказ.

Мейсон показал пальцем из окна на свою машину.

— Я попросил ее заправить. Вы торопитесь?

— Нет, — ответил Баллард, оценивающим взглядом осматривая Мейсона. Наконец, он отложил в сторону лист, на котором записывал цифры.

Баллард встал со стула и Мейсон увидел, что у него короткие ноги, но широкие плечи и большая голова. На вид ему быдло лет пятьдесят пять. Серые глаза прямо смотрели на собеседника из-под густых бровей, короткие волосы уже поседели. По Балларду сразу же становилось понятно, что он работает с цифрами и признает только правильный или неправильный результат, для него не существует слова «приблизительно», есть только один точный ответ.

Мейсон опустил глаза на письменный стол, где лежало несколько ведомостей и листов бумаги. Он обратил внимание, что каждая циферка выведена с каллиграфической четкостью.

— Я как раз собирался закрываться, — сообщил Баллард. — Я стараюсь каждый вечер забрать наличку до десяти. Оставляю только мелочь, чтобы было чем давать сдачу клиентам. Обычно бензоколонки обворовывают где-то около полуночи. Я этим артистам ничего не оставляю. С тех пор, как слухи об этом распространились по округе, они даже и не пытаются ко мне заглядывать.

— Понятно. Расскажете мне о краже в банке?

— Вначале мне надо знать, зачем вам эта информация.

— Хочу выяснить, кто же на самом деле был виновен.

— Вы не думаете, что Дюваль провернул то дельце?

— Так решили власти.

— Но вы с ними не согласились?

— Пока мне не на чем строить выводы. Пытаюсь не формулировать окончательное мнение.

— Понятно.

— Возможно, если вы не хотите говорить о деньгах, мы могли бы поговорить о Дювале. Что он за человек?

— Вопрос века.

— А ответ?

— Ответа нет.

— Почему?

— Его невозможно классифицировать. На него трудно навесить этикетку.

— А если попытаться?

— Спокойный, жизнерадостный. У него было много друзей и он обожал свою дочь. Жена умерла, когда девочке было десять лет и Колтон Дюваль решил пожертвовать всем ради воспитания дочери. Он был ей и отцом, и матерью. Я считаю, что подобное практически невозможно.

— Результат получился плачевный? — спросил Мейсон.

— Все зависит от того, что вы имеете в виду под словом «плачевный». У Дюваля были свои идеи. Он утверждал, что люди не могут чувствовать себя свободно, пока не породнятся с природой. Он считал, что каноны традиционного поведения, вежливости и этикета — проявление лицемерия.