– Если бы эта паршивая Изюня уехала, я взялась бы тут поработать и в будние дни, – с тяжелым вздохом вторила я сестре. – Сама бы всю пыль вытащила.
– Оптимистка! Не уедет она, пока Павла не захомутает.
– Шиш ей! Против моего алмаза её миллионы – ноль без палочки. За Павла выйду я!
– Ты уже пообещала ему приданое?
– Не издевайся, ничего не пообещаю, но и ничего не потребую. Ох, у меня дурные предчувствия, – вздохнула я, спускаясь вслед за ней по лестнице.
Дурные предчувствия оправдались в воскресенье к вечеру. Очистив к тому времени от пыли больше половины чердака, мы не чувствовали ни рук ни ног и, совсем обессиленные, повалились на какое-то обшарпанное фамильное ложе.
На помощь Кацперских рассчитывать не приходилось. Выносить пыль они ещё могли, рыться же с нами на чердаке решительно отказывались. А всему виной был Ендрусь. Всем сердцем сочувствуя нам, он тем не менее твердо стоял на своем.
– Лично я клятву, данную умирающему, сдержу. И собственных детей прокляну, если её нарушат. Ведь ясно же дядя Флорек говорил: только вы, потомки Нуармонов и Пшилесских, имеете право тут рыться, а мы и пальцем не смеем ничего тронуть. И избави бог нас даже подглядывать. Так и сказал – не смейте им на руки глядеть! А почему – не пояснил. Может, в нашем роду какое преступление состоялось или другая какая деликатная фамильная тайна, может, сокровища какие ваши тут запрятаны, это нас не касаемо. Ведь недаром же дядя Флориан так и не женился и меня признал своим приемным сыном.
– А какая тут связь? – возразил Гена. – То есть того, я вовсе не собираюсь совать свой нос куда не надо, и незачем вам, папаша, проклинать меня страшной клятвой, неприятное и трудоемкое это занятие, но какая связь может существовать между фамильной тайной Пшилесских и холостяцкой жизнью прадедушки?
– Двоюродного прадедушки к тому же, – дополнила Марта.
– Может, даже троюродного, от этого не легче.
– Наверняка в их роду было что-то внебрачное! – предположил обычно молчаливый Юрек, которому явно доставляло удовольствие копаться в далеком прошлом, но тоже не горевший желанием копаться в чердачной пыли. – Вдруг окажется, что Пшилесские – это мы, а они, наоборот, Кацперские? Вдруг никто не имеет ни на что права, и вот это как раз и надо скрывать?
– Уж такие ты, сынок, мелешь глупости, что аж слушать противно, – одернула сына Эльжуня.
Вышеприведенный обмен мнениями происходил, разумеется, за столом, во время торжественного воскресного ужина, который на прощание соорудила нам Эльжуня. Мы с Кристиной собирались возвращаться в Варшаву, и, разумеется, натощак бы нас не выпустили.