– Так что же ты в нем такого нашла?
– Были у него и достоинства. Хотя, с другой стороны, тоже оборачивались недостатками. Вот представь, тебе захотелось… иметь дело с твоим собственным мужчиной…
– Такого не могу представить! – решительно заявил Гжегож.
– Ну ладно, в твоем случае тебе захотелось со своей женщиной… поговорить в постели. А она намертво приросла к кухонной мойке и бренчит бесконечными грязными тарелками…
– Тарелки отберу, кран прикручу, а ее силой утащу в спальню.
– Возможно, но наверняка в твоей женщине нет ста восьмидесяти сантиметров роста и мускулов как у борца-тяжеловеса. Тебе хватит сил, возможно, не просто утащишь, но по дороге еще и подтолкнешь пару раз… Нет, ты представь эти два метра с мускулами, как они скалой высятся посередине кухни. Попробуй подтолкни такой памятник! А посуду он мыл по собственному почину, добровольно, хотя я почему-то не испытывала особой радости по этому поводу. Ну, еще тяжести таскал свободно… И внешне был красив, к тому же чистюля. Не вонял!
– Послушай, давай лучше вернемся к нашим баранам, а то мне что-то нехорошо становится, из двух зол уж лучше преступление.
– Согласна. Так вот, чем черт не шутит, возможно, кое-что из записей этого моего детектива и валяется у меня в чулане до сих пор. Думаю, это скоро обнаружится, потому что я рассказала полиции о чулане и даже дала капитану ключ от него. Не исключено, они в данный момент там шуруют, и я им не завидую.
– А что ты вообще держишь в своем чулане?
– Я не держу, оно там просто лежит само. Дубовые двухдюймовые доски четырехметровой длины, стремянка, изумительно сохранившаяся деталь обшивки парусника, выброшенная морем на пляж, громадное количество бутылок, запчасти к автомашине, в том числе часть кузова, поломанная мебель и немного дров, книги, которые я никогда не стану читать, неисправная газовая колонка, водопроводные трубы, два велосипедных колеса и многое другое, чего я уже и не помню, но его намного больше того, что я запомнила. Ага, еще три пластиковых ящика для рыбы, тоже выброшенных морем.
Смеясь, Гжегож принялся приготавливать нам еще по одному легкому коктейлю.
– Кончай смеяться, я еще не закончила.
– Погоди, давай я тебе вот еще что скажу. В числе моих бесчисленных телефонных разговоров был один особенный. Ты помнишь Ганю? Она до сих пор сидит в Канаде.
Я вся превратилась в слух. Ганя была некогда лучшей подругой Мизюни, так что следовало ожидать сенсации. И я не была обманута в своих ожиданиях.
– …расчувствовалась и разговорилась, – продолжал Гжегож. – Как только я упомянул Ренуся, она ударилась в воспоминания. Воспоминания, так что речь шла только о прошлом, но я узнал одну очень важную вещь, а именно: в этом прошлом Мизюня пережила любовную драму. Тот, которого она пламенно любила, разбил ее сердце, так что Мизюня вышла за Ренуся, чтобы забыться. И еще потому, что он, Ренусь, был внешне очень похож на ее большую любовь…