– Творческая натура? – повторил он. – Я должен повидать тамбур-мажора. Пошлите за ним тотчас же.
– Есть, милорд.
Он получил один необходимый ключ, и не собирался унижаться, выпрашивая другой, если только разговор с Коббом не окажется безрезультатным.
– А сейчас, пока он еще не пришел, вкратце изложите мне суть дела.
Тамбур-мажор Кобб не спешил с приходом. Когда он появился, его сверкающая форма свидетельствовала о том, он позаботился о своем внешнем виде: мундир и панталоны были тщательно отутюжены, пуговицы сияли, ремни расправлены, а шпага блестела, точно сделанная из серебра. Он был человеком невероятных размеров, с невероятного размера усами, и также невероятно было его появление в комнате: гулко печатая шаг, словно он был в два раза тяжелее, чем на самом деле, он остановился перед столом, громко щелкнув каблуками, и вскинул руку в приветствии, на манер, принятый в то время среди морских пехотинцев.
– Доброе утро, мистер Кобб, – мягко произнес Хорнблоуэр. Это «мистер», как и шпага, показывали, что Кобб является джентльменом в силу своего назначения, хотя и вышел из рядовых.
– Доброе утро, милорд. – В этой фразе было столько же помпезности, сколько и в движении, которым он отдал честь.
– Расскажите мне про обвинения, выдвинутые против этого оркестранта, Хаднатта.
– Хорошо, милорд. – Кобб скосил глаза в сторону, и Хорнблоуэр понял намек.
– Выйдите, – сказал он своим штабным. – Оставьте нас с Коббом наедине.
Когда дверь закрылась, Хорнблоуэр весь обратился во внимание.
– Пожалуйста, садитесь, мистер Кобб. Теперь вы можете без утайки рассказать мне все, что на самом деле произошло.
– Благодарю вас, милорд.
– Так что?
– Этот молодой ‘Аднатт, милорд, он дурак, каких мало. Я сожалею, о том, что случилось, милорд, но он заслужил то, что ему причитается.
– Да? Вы сказали, что он дурак?
– Совершеннейший, милорд. Я не скажу, что он плохой музыкант, потому что это будет неправда. Нет никого, кто играл бы на корнете лучше, чем он. Это правда, милорд. Здесь он просто чудо. Корнет – это такой новомодный инструмент, милорд. У нас в оркестре его не было до последнего года. В него надо дуть, как в трубу, хотя у него также есть и клавиши, милорд. Как великолепно он на нем играет, точнее, играл, милорд.
Это изменение на прошедшее время показывала, что по убеждению Кобба Хаднатт, по причине смерти или увечья никогда не будет снова играть на корнете.
– Он молод?
– Ему девятнадцать, милорд.
– И что же он сделал?
– Это был мятеж, милорд, настоящий мятеж, хотя я обвинил его всего лишь в неподчинении приказаниям.