– Смысл понят, – сказал он. – Вы пишете роль для Шэрон Стоун, мы горы сворачиваем, чтобы ее достать. У меня есть кое-какие каналы, чтобы связаться с ее командой.
На том я ушел.
Ночь выдалась холодная, а в Лос-Анджелесе не полагается быть холодам, и в воздухе сильнее обычного пахло леденцами от кашля.
Где-то под Лос-Анджелесом жила одна моя давняя знакомая, и я решил ее найти. Отыскав ее номер, я взялся за дело и провисел на телефоне почти весь вечер. Мне давали номер, я по нему звонил, и все новые люди давали мне все новые номера, я звонил и по ним тоже.
Набрав очередную череду цифр, я наконец узнал ее голос.
– Ты знаешь, где я? – спросила она.
– Нет, – честно ответил я. – Мне просто дали этот номер.
– В больничной палате, – сказала она. – У матери. У нее кровоизлияние в мозг.
– Извини. С ней все в порядке?
– Нет.
– Извини.
Повисло неловкое молчание.
– Как у тебя дела? – спросила она.
– Довольно скверно.
Я рассказал все, что до сих пор со мной случилось. Сказал, как себя чувствую.
– Почему оно так выходит? – спросил я у нее.
– Потому что они напуганы.
– Почему напуганы? Чем напуганы?
– Потому что здесь твое имя и твоя репутация целиком и полностью зависят от последнего хита, к которому ты сумел примазаться.
– Не понял.
– Если ты что-то одобришь, то студия может этот фильм снять, и ей это обойдется в двадцать – тридцать миллионов долларов. А если потом фильм обернется провалом, твое имя будет раз и навсегда связано с этим провалом, и ты потеряешь статус. А если тянешь время или отказываешь, то нет и риска потерять статус.
– Правда?
– Вроде того.
– А откуда ты столько знаешь? Ты же музыкант, к киноиндустрии отношения не имеешь.
Она устало рассмеялась.
– Я тут живу. Все, кто тут живет, такое знает. Ты пытался расспрашивать людей про их сценарии?
– Нет.
– Попытайся как-нибудь. Спроси кого угодно. Парня на бензоколонке. Все равно кого. У каждого есть сценарий. – Тут кто-то ей что-то сказал, она ответила, а потом бросила мне: – Послушай, мне надо бежать. – И положила трубку.
Если в коттедже вообще полагался обогреватель, то я его не нашел и до костей промерз в моем маленьком номере, так похожем на тот, в котором умер Белуши, с такой же бездарной гравюрой на стене, с такой же стылой сыростью в воздухе. Я налил себе горячую ванну, чтобы согреться, но когда выбрался, мне стало еще холоднее, чем раньше.
Белые рыбины скользили взад-вперед в воде, шныряли и шмыгали между листьев кувшинок. У одной на спине была алая отметила, которую с некоторой натяжкой можно было счесть отпечатком великолепных губ: чудесный стигмат полузабытой богини. В прудике отражалось серое небо раннего утра.