Запястья Геруны сейчас были стянуты впереди наручниками; цепь тянулась от них к браслетам на щиколотках.
— Как тебе понравилось идти на привязи? — спросил Юлиан.
— Я должна идти так, как мне приказывают. — Юлиан не сводил с нее глаз. — Я должна так делать, потому что я рабыня.
— На тебя впервые надели наручники? — спросил Юлиан.
— Да, — и под его пристальным взглядом она поправилась: — Да, господин.
— Тебе они нравятся?
— Я не могу возражать, ибо я рабыня.
— Тебе нравятся наручники? — повторил он. Геруна отвернулась.
— Они подходят мне — я рабыня.
— Груз доставлен благополучно, надеюсь? — спросил офицер.
Юлиан кивнул. Команде полагалось не только доставлять груз на место, но и располагать его на судне так, чтобы даже в случае поворотов, поломок и крена он оставался в безопасности.
— Надеюсь, вы не возражаете, что мы накрыли ее, — сказал офицер. — Дело в том, что моя команда уже давно не видела женщин.
Геруна задрожала. Она начала подозревать, что значит быть рабыней и осознавать себя рабыней. Цепь звякнула по полу — Геруна в испуге притянула руки ближе к телу.
— Понимаю, — сказал Юлиан и поднял мешковину, собираясь вновь укрыть ею рабыню.
— Прошу вас, подождите, господин, — шепотом попросила она.
Он нагнулся, держа ткань в руке.
— Вы и в самом деле хотите заклеймить меня, господин?
— Да.
— Но я же была принцессой!
— Варварской принцессой, а такие женщины часто оказываются на рынках Империи, — заметил он.
— Но я была дочерью Аброгастеса!
— А теперь ты всего лишь рабыня и должна носить клеймо.
— Но как вы можете? Это же не цивилизованный способ, — упрямилась она.
— Напротив, самый цивилизованный, — возразил Юлиан. — Это особенность цивилизованного общества, неоспоримая и действенная. Ты ведь понимаешь, как полезно и важно для юридических и иных целей опознавать собственность? Она отвернулась.
— При самых развитых цивилизациях всегда были рабыни, — сказал Юлиан.
— И, несомненно, всегда были средства, позволяющие их опознать?
— Да.
— Тогда я буду заклеймена.
— Да.
— Я прошу вас о снисхождении.
— Нет.
— Вы будете обращаться со мной так, как вам угодно? Даже клеймить железом?
— Да.
— Ваше превосходительство! — позвал офицер.
— Думай о своем клейме, — сказал Юлиан, и Геруна дико взглянула на него. Он поднялся, чтобы накрыть ее мешковиной.
— Вы ведь мой хозяин? — спросила она.
— Да.
Мешковина скрыла из виду его, огни приборов, черное небо и яркие звезды. Она лежала на холодном полу.
— Меня, Геруну, будут клеймить, — тихо сказала она себе.
В первый момент ей показалось диким, что она будет носить клеймо. Но затем она поняла, что в этом нет ничего страшного и удивительного. «Геруна» — всего лишь имя рабыни, и в этом смысле она уже не та Геруна, которая существовала когда-то прежде. Но тем не менее она была Геруной, ибо такое имя решил дать ей хозяин. Поэтому не было ничего удивительного в том, что ее заклеймят каленым железом, как тысячи других рабынь.