Нориэль от всего сердца жалела чужаков, одиноких и бездомных. Чтобы отвлечься и начать разговор, она указала на себя.
— Нориэль, — произнесла она и указала на Хуану.
Леатрис ответила:
— Мама.
— Мама, — повторила Нориэль. Хуана подняла голову и вытерла глаза.
— Хуана, — уточнила Леатрис. Потом указала на себя: — Леатрис. — И на брата. — Осеберг.
— Леатрис. Леатрис, дочь Хуаны. Осеберг, дочь Хуаны, — улыбнулась довольная Нориэль.
Хуана ахнула и распрямилась, глядя на рослую жену кузнеца с поганым ртом.
— Он не Осеберг кто-то такой Хуаны, как ты говоришь! — взорвалась она. — Я беспорочная вдова. И ты должна знать, что это законные дети их отца, у нас был честный брак. Как ты смеешь! Хоть мы и нищие…
Нориэль вопросительно посмотрела на Леатрис, которая показала на себя и пояснила:
— Леатрис, дочь Моргата. — Она пыталась произносить слова, как это делала Нориэль. Потом она показала на брата и сказала на своем языке: — Осеберг, сын Моргата. — Чтобы объяснить яснее, она высоко подняла руки и показала на воображаемого человека. — Моргат, мой отец, — объяснила она. Потом провела воображаемым ножом по горлу, и глаза ее заполнились слезами. — Моргат, — простонала она и всхлипнула.
Нориэль обняла девушку. Ах! Их мать по рождению мертва, кажется, убита фальконерами или кем-то еще, а Хуана их приемная мать и хочет, чтобы ее сестру-подругу не забывали. Нориэль обняла и Хуану и вздохнула:
— Мне жаль. — Ей хотелось бы иметь три руки, чтобы обнять и Осеберга, чтобы утешить эту девочку, которая стоит, повернувшись к ним спиной и опустив плечи, словно отказавшись от утешения. Что ж, они ведь действительно среди чужих.
— Осеберг, дочь Моргата, — проговорила Нориэль и поманила его к себе. Подросток повиновался, на глаза тоже навернулись слезы. Хуана резко сделала замечание:
— Большие мальчики не плачут, Осеберг, а ты отныне единственный мужчина и глава семьи.
— О, мама, оставь его в покое! — возразила Леатрис. Нориэль, ничего не понявшая из этого разговора, вздохнула. «Мокрая курица», — прозвала она Хуану. Осеберг просто еще ребенок. У Леатрис как будто имеется здравый смысл. Нориэль налила похлебки в чашки и передала ближайшей из своих гостий для раздачи всем. Осеберг взял первую чашку и сразу начал есть. Нориэль возмутилась:
— Осеберг, дочь Моргата! Покажи, как ты воспитана!
Парень удивленно поднял голову. «Как избалована», — подумала Нориэль и жестом показала, чтобы он передал чашку.
Как бы то ни было, а завтрак был роздан и съеден. Но когда все встали из-за стола и Осеберг, ни слова не говоря, направился к двери, Нориэль остановила его. Указав на посуду, она знаком велела убрать ее. Осеберг с неохотой убрал свою посуду, Леатрис и Хуана сделали то же самое, а Хуана принялась мыть тарелки, строго приказав Леатрис помочь ей. Осеберг вслед за Нориэль пошел в кузницу.