Интеллигент отшатнулся в ужасе, что именно он натолкнул президента на такую бесчеловечную идею.
Мы уже поднимались по широким мраморным ступеням, я как мог закрывал Кречета спиной. Глупо, конечно, моя жизнь намного ценнее, я футуролог, творец, генератор идей, а этот генерал-президент всего лишь инструмент, но мы живём в дикое время, сейчас человек с большой дубиной и громким голосом важнее мудреца...
Господин президент! донесся женский крик из-за плеч охраны. Господин президент!
Перед Кречетом уже распахнули дверь, но он обернулся, мужчина не может не откликнуться на женский вопль, я отодвинулся.
Женщина с усталым лицом и заплаканными глазами протиснулась ближе, дальше не пустила охрана, закричала плачущим голосом:
Господин президент!.. Господин президент!.. Что мне делать, господин президент?..
Кречет спросил сочувствующе:
У вас беда?.. Тогда вы не одиноки.
Но у меня сын погиб! прокричала женщина. У меня единственный сын погиб в этой проклятой Чечне!.. Кто мне теперь в старости подаст кружку воды?.. Что мне делать?..
Наступила тишина, вся наша группа застыла, будто скульптурная композиция, вырезанная из мрамора. Прошлый президент в таких случаях тут же обещал взять дело под личный контроль, просителю или просительнице тут же выделялась немалая сумма...
Кречет сказал тяжело:
Что сказать?.. Что ни скажи, но погибшего сына матери не вернешь. Но я знаю, как боль и трагедию можно было бы... смягчить. Мы в кабинете только что смотрели жалобы чеченских матерей, у которых погибли сыновья... Вон некая Фатима напечатала письмо в газете о своем горе, у нее погибли три сына... Об этом написали все наши газеты. Но умолчали о том, что у неё осталось ещё пятеро! Простите, я говорю, видимо, очень жёсткие слова... Я вообще очень жёсткий человек. Сейчас не место такое говорить, но у меня не будет возможности это сказать снова... так что вот вам простая жизненная арифметика: когда родители по эгоизму или себялюбию ограничиваются одним ребенком, они рискуют, что даже вне зависимости от войн и катастроф некому будет подать стакан воды в болезни, некому отвезти в больницу, некому поправить подушку, некому окружить любовью и заботой!
А жестокосердный Яузов проворчал ему в спину, но так громко, что эхо его генеральского рева как раскаты грома пронеслось над кремлевской площадью:
И некому будет защищать Россию, когда у Фатимы подрастут её оставшиеся пятеро...
Мы ввалились в оборудованное помещение, почти копию кабинета Кречета. Даже громогласный Яузов двигался бесшумно, как тень отца Гамлета.