Злился теперь отчего-то Хмырь. То есть он-то понимал, почему Кирюха тот же хорошие бабки сшибал, все сто удовольствий имел, а ведь это на его руках кровь фраера! Хмырь, может, больше любил бахвалиться, страх вокруг себя чувствовать, а настоящим отморозком, если по правде, был как раз Игорек, Кирюха этот. Он больше других над хозяином своим издевался, будто серьезную причину имел. Вон как оно вышло, поскольку отдуваться за всех выпало, стало быть, одному Хмырю. Конечно, своих закладывать – последнее дело. А Кирюха к братве не принадлежал. Наоборот, он именно от братвы и защищал-то своего шефа. Защитник, мать его!
И наконец вместе с обострившимся чувством опасности, исходящей от неизвестного Хмырю Босого, появилось немедленное желание свалить с себя существенную долю вины. На чужого, естественно, на Кирюху. Все, чего незаслуженно не получал в своей жизни Семен Греков, он же Хмырь, от всего этого, получается, нос воротил Кирюха. И это было в высшей степени несправедливо…
Во время раздачи обеда подследственный Греков заявил контролеру, следившему за раздачей пищи, что должен сделать следователю Платонову одно чрезвычайно важное сообщение. И добавил: очень срочное. Контролер кивнул и ничего не ответил. Это обстоятельство тоже усилило подозрение Семена, что Босой может быть в сговоре с надзирателями Бутырки. Или их уже давно перекупили авторитеты с воли. Но до самого вечера, до того времени, по которое в соответствии с законом ведутся допросы арестованных, никто Грекова никуда не вызывал. Хмырь по-настоящему теперь испугался.
Незадолго до этого Семен повторил свою попытку добиться вызова к следователю, но контролер, издевательски посмеиваясь, пообещал ему, а заодно и всей камере устроить «пробежку по коридору». Что это такое, Хмырь только слышал, но сам еще не участвовал. Это когда всю камеру из-за одного мудака выгоняют в коридор тюрьмы и заставляют бегать под ударами резиновых дубинок. Известно, что после таких «пробежек» сама камера устраивает виновнику…
Семен отвалил от «волчка», чувствуя спиной ироническую ухмылку Ленчика, и за всю ночь так и не сомкнул глаз.
Утром, при раздаче завтрака, Хмырю новый уже контролер сказал, что следователь Платонов будет во второй половине дня и ему уже передано требование заключенного. Хмырь лишь вздохнул, не ощущая от своей настойчивости ни малейшей радости…
– Садитесь, Греков, – сказал Платонов. – Мне передали, что у вас есть что сказать наконец следствию. Это так?
Хмырь кивнул.
– Нет уж, давайте будем говорить, – возразил следователь. – Я веду протокол допроса. Но прежде чем вы подробно расскажете мне о своем желании сотрудничать со следствием, я хочу спросить вас об одном человеке. Скажите, Греков, как давно вы знакомы с Василием Егоровичем Карасевым?