– Знаю, знаю, – бодро ответил Турецкий. – Что за обстоятельства?
– Понимаете, какая штука? Тут… меня не было дома, когда в квартире погуляли бандиты. Ваш коллега из МУРа приезжал. Вот. А потом я приехал, никого нет. А на лестнице меня поджидал, так я думаю, киллер. Только я успел первым, понимаете? Оружие его я поднял, а сам он лежит на лестнице. Я хотел Грязнову позвонить, но не знаю его номера. Вы не подскажете?
– Ни себе хрена! – протянул Турецкий, и Иван сразу угадал эту интонацию. Ну да, это, видать, именно его и копировала Элка. Успела, значит… – Телефон Вячеслава Ивановича я вам, конечно, дам. Но он – ранняя пташка, может уже находиться в дороге. Позвоните, попробуйте, вдруг повезет… – И продиктовал грязновский служебный номер.
Звонить на работу в семь утра было, конечно, рано. Так никто не приходит. Значит, придется ждать.
Вспомнив о машине, Шацкий кинулся в спальню. «БМВ» у тротуара уже не было. А может, это и не она вовсе? Могло просто показаться. У страха, как известно, глаза велики. А что страх теперь следует за ним по пятам, это Иван понял абсолютно четко.
Глава восьмая. ЦЕНА ПРИЗНАНИЯ
Звонок «мобильника» застал Гязнова в пути. Татьяна вольготно полулежала на заднем сиденье. Грязнов замечал в зеркальце обзора: задумчиво глядела в боковое окно и чему-то неуловимо улыбалась. В оранжевых проблесках проносящихся мимо фонарей и прыгающем свете фар встречных автомобилей лицо ее постоянно менялось – от детски наивного и нежного до загадочного и нервного, словно у искушенной и видавшей виды женщины.
Привез вчера, стал показывать свою большую квартиру: тут вот сам сплю, на этом диване, тут, бывает, Сашка, когда нужда заставляет, а здесь иногда племяш, если допоздна задерживается, так вот и сосуществуем – по-холостяцки. Говорил легко и много, чтобы скорее разрядить стрессовую ситуацию, чтоб женщина успокоилась, оправилась от смущения. А по комнатам водил затем, чтоб не пришло ей в голову, будто затащил к себе с совершенно определенной целью. Обращение на «ты» позволяло, может быть, несколько вольные, даже рискованные шутки, но – в пределах, разумеется, отчаянную залихватскую самоиронию, а все для того, чтобы помочь быстрее расслабиться, избавиться от скованности. К чему в конце концов и пришли.
Лицо ее порозовело, заблестели глаза. Сама распрямилась, будто демонстрируя все достоинства своей фигуры. А достоинств, между прочим, было более чем достаточно. Мысленно сравнивая младшую сестру с Татьяной, Грязнов был готов согласиться, что та – девка действительно эффектная, броская, будто какая-нибудь ухоженная эстрадная дива: нате вам меня, я вся на виду! Татьяна же была не то что скромнее, но как-то устойчивее, что ли. Покрепче, посильнее, наверняка и потемпераментнее. Только это последнее в ней, видно, глубоко запрятано. Или совсем не развито в не самом лучшем из браков.