Полиция из Платсберга прибыла часа два спустя. Не без труда из-под обрыва вытащили тело, естественно, оно было опознано мистером Салмоном, после чего увезено в город. Полицейские пошарили под обрывом, но ничего не обнаружили, так как было уже достаточно темно. Тело, по утверждению полицейского врача, пробыло на месте гибели почти сутки. То есть профессор Брутков был убит накануне часов в пять-шесть вечера, когда совершал свой обычный моцион перед ужином. Характер ранений, представлявших многочисленные рваные глубокие порезы затылка, задней части шеи и спины, позволяет предположить, что нанесены они диким зверем, с которым нечаянно столкнулся человек. Таким зверем в этих краях можно назвать взрослую рысь. Она, по утверждению старожилов и охотников, кидается на добычу сверху и сзади. Вероятно, так и произошло. Зверь кинулся, человек оступился и свалился с обрыва.
Я не знаю, что двигало мной, когда я уговорил Петра Ильича Суркина, проживающего в «Медвежьем углу» со своей пожилой супругой Катенькой в качестве сторожа, истопника и… мажордома, вместе со мной пройти последний скорбный путь Николая Ивановича.
Мы шли по неширокой, хорошо утоптанной тропинке, и Петр Ильич печально рассказывал мне, что в тот день Брутков ожидал гостей. Он был уверен, что я приеду к нему двумя днями раньше, как мы, собственно, и договаривались, но я задержался из-за каких-то непредвиденных и необязательных дел. А не задержись я, возможно, ничего бы и не случилось… Воистину Бог располагает…
Но вместо меня утренним поездом к нему приехал мужчина средних лет, плотный, приземистый, с темным венчиком волос вокруг лысины и длинными усами. По описанию я сразу узнал Сергея Яковлевича Сахно, помощника Михайлова. Его еще тайно называют рюриковским Берией. У хозяина с гостем состоялся громкий, но невнятный разговор, после которого явно раздосадованный гость, так и не отобедав, спешно убыл в Платсберг на вечерний поезд в Нью-Йорк, а Брутков, нервный и разгоряченный, отправился на обычную свою прогулку, чтобы проветриться и успокоиться. И вот чем все закончилось.
Конечно, никакой я не куперовский Следопыт и не ищейка из полиции, тем более что до меня здесь, на месте гибели дорогого мне человека, уже успели побывать и все истоптать десятки людей. Но меня не оставляло какое-то неясное внутреннее убеждение, что производимый вечером осмотр мог показать не все. Откуда это? Сам не пойму. Не знаю, гложет, поэтому я и попросил Петра Ильича прихватить с собой на всякий случай веревку. Я хотел сам спуститься на то место, где лежал, а точнее, висел Николай Иванович. Странно, что и Петр Ильич не удивился моей просьбе. Может быть, это ощущение возникло оттого, что на мой вопрос: часто ли в здешних местах дикие звери нападают на людей – Петр Ильич, как старожил, усомнился. Разве что весной, когда у них детеныши, а так… что-то давно никто не рассказывал.