Зачем– то подняв руки над головой, официант бочком-бочком засеменил на кухню, а Гарджулло приставил ствол к виску Бустума и тихо произнес:
– Рыпнешься, твоя башка разлетится на куски…
– Я не понимаю… – сжимаясь от ужаса, заверещал бородач. – Что вам от меня нужно? Кто вас прислал? Делайте что хотите, только не убивайте! Кредитная карточка лежит во внутреннем кармане… Возьмите ее…
– А ты когда-нибудь жалел тех, кого убивал? – Мамонтов стянул ему руки за спиной наручниками. – Теперь сам пощады просишь… Все вы такие, скоты! – Он уже хотел было оглушить Ахмета прикладом автомата, но Турецкий остановил его:
– Жора, не надо! Если и мы будем действовать по их правилам!…
– Да шлепнуть этого гада на месте!… – прорычал Гарджулло. – А найти свидетелей, что он оказывал сопротивление, не проблема.
– Не трогать его, это приказ! – грозно произнес Александр. – Ведите его к машине.
– А с бабой что делать? – спросил Барагин.
– Ее тоже прихватим. Разберемся, кто она такая. – И Турецкий обратился к посетителям ресторана: – Господа, приготовьте документы. Не волнуйтесь, это всего лишь проверка!
Ахмет выглядел настолько подавленным, что казалось, он вот-вот расплачется. Конечно же он не ожидал, что его схватят так молниеносно, не ожидал, что попадется так глупо.
– Прекрасная работа, – приветствовал Реддвей Турецкого по возвращении в штаб. – Теперь тебе осталось раскрутить этого подонка. Имена, фамилии, адреса…
– Я понимаю.
– И не советую стесняться в выборе средств, – заговорщицки подмигнул ему Питер. – Добывай необходимую нам информацию любыми способами.
– Пытки?
– А почему и нет? Запомни, Александр, на карту поставлены жизни тысяч людей.
– Я ни разу не пытал… – неуверенно пробормотал Турецкий.
– А ты попробуй, – хлопнул его по плечу Реддвей. – В первый раз это всегда сложно, а потренируешься – вроде ничего.
«По поводу пыток Реддвей, конечно, шутит», – подумал Турецкий почему-то с тоской. Нет, это не была тоска по скорым и однозначным решениям. Пыточные методы были отменены в свое время не столько из соображений гуманности, хотя и она имела место, сколько из стремления добиться истины.
Боль лишает человека разума – это общеизвестно. Под пытками человек может сознаться даже в том, чего не совершал.
Но и эти мысли наводили тоску на Турецкого.
Как только раскрутилось дело, он почувствовал некий подвох в самом сочетании событий. Он еще не мог четко для себя определить, в чем этот подвох заключается, поэтому перетасовывал события и так и этак – пусто. Но сыскарская душа Турецкого так и ныла – ох, все тут нечисто, все тут с изнанкой, все – перевертыши.