Над дорогой висел огромный информационный щит. Буквы мигали золотым светом. Слова были такими яркими, что даже я смогла их прочитать.
Водитель! Ты уже принял «Просвет»?
– Знаете, что я слышал? – сказал Павлин. – Что в таких вот новомодных щитах, в каждом из них, течет столько вытяжки, что одному человеку хватило бы на год, чтобы его вообще не затронуло и не глючило. Даже на полтора года. Может быть, больше. Но это же несправедливо. Это несправедливо.
– Это вообще преступление, – сказала Тапело.
– Вот бы добраться до одного из таких устройств. Электронный Просвет, как они это называют. Блин. Уж я бы тогда развернулся. Сделал бы столько всего.
– Что бы ты сделал? – спросила Хендерсон.
– Ну, много разного.
– А, ну да. Много разного.
– А еще у них есть такая машина… она работает на «Просвете». Нет, правда. Кладешь в нее что-нибудь сломанное, зараженное, что-нибудь, что подцепило шум, а потом вынимаешь уже исправленное.
– Нет такой машины, – сказала Тапело.
– Нет, правда. Я слышал. Это секретная разработка. Машина. Такой черный ящик. А внутри – кусочек пространства, не зараженный болезнью. Кусочек мира, где все сигналы и знаки не тронуты порчей, где вся информация – чистая. Вот бы заполучить эту штуку. Вы только представьте себе… Черный ящик. Сколько бы я тогда сделал.
– Так что бы ты сделал? – спросила Хендерсон.
– А почему ты все время об этом спрашиваешь?
– Ну, просто спрашиваю. Так что бы ты сделал?
– Что бы я сделал? Я бы смылся отсюда на хрен. Только меня и видели. – Знаете что, – сказала Хендерсон. – Я Павлина нашла на улице. Знаете, что он делал?
– Ну, понеслась.
– Он лежал, в жопу пьяный, в темном переулке, а на голове у него была сумка… ну, с какой ходят по магазинам.
– Правда? – сказала Тапело. – В смысле, пластиковый пакет?
– Нет. Женская сумка. Только большая.
– Слушай, не надо. – Павлин обернулся к Хендерсон, но даже не посмотрел на нее. Его взгляд впился во что-то сзади, сквозь заднее стекло. – Ой, бля.
– Что там? – спросила Тапело.
– Какой-то придурок. Он нас догоняет.
– Где? Я не вижу.
Я обернулась и посмотрела назад. К нам приближалась машина. Ярко-красный автомобиль, такой широкий, что он занимал всю вторую полосу. Огромный, мощный. На полной скорости. Еще немного – и он нас догонит.
– Съезжай на обочину, – сказала Хендерсон.
– Что?
– Съезжай на обочину!
И вдруг оказалось, что я не могу пошевелиться. Не могу оторвать взгляд от красной машины. Это был лимузин с затемненными стеклами. Все ближе и ближе. Передний бампер погнут. Весь капот – в шрамах, вмятинах и царапинах. Водителя было не видно. На секунду я потеряла машину из виду – она растворилась в зыбком мареве жара. А когда лимузин выехал из зоны горячего воздуха, он был уже совсем рядом. И тогда же включился звук. Противный, высокий, бьющий по нервам – у меня в голове. Шум.