– Кто смотрит? – спросила Хендерсон.
– Читатель.
Хендерсон тряхнула головой.
– Давай лучше не умничать. А то у меня от таких рассуждений мозги замыкает.
– Так все задумано. Он хочет вырвать глаза читателю. Рассказчик. Он хочет вырвать глаза читателю!
– Блин, мне это нравится, – сказал Павлин.
– Мудацкие книги, – сказала Хендерсон. – Их следует все запретить. Надо, чтобы издали такой закон.
– Он уже есть, – сказала Тапело. – У тебя в голове.
– Да. Наверное.
– Что?
– Останови машину.
– Я…
– Я сказала, машину останови!
Тапело резко ударила по тормозам. Машина остановилась. Тапело заглушила двигатель. Стало тихо. И только в динамиках радио переливалась электронная мелодия. Первые пару секунд все молчали, а потом Павлин сказал:
– Ты бы, девочка, извинилась.
– Я?!
– Ты.
– А что я такого сделала? Павлин вздохнул.
– Я не хочу, чтобы она ехала с нами, – сказала Хендерсон. – Давай выметайся.
– Но так же нельзя…
– Выметайся, сказала.
И тогда что-то в Тапело надломилось. Она опустила голову и наклонилась, упершись лбом в руль. Я подумала, что надо вступиться за девочку. Может быть, попросить Хендерсон, чтобы она на нее не сердилась. Уж не знаю, получится что-нибудь или нет, но попробовать можно. Но тут Тапело что-то сказала себе в ладони.
– Не слышу, – сказала Хендерсон. Тапело приподняла голову.
– Прости, пожалуйста.
– Повернись. Я хочу видеть твое лицо.
– Что?
– Повернись ко мне.
Девочка обернулась к нам. Хендерсон уже держала наготове открытое зеркальце и теперь подняла его так, чтобы в нем отразилось только лицо Тапело.
– Так что ты сказала?
Глядя прямо на свое отражение в зеркале, Тапело повторила свои слова:
– Прости, пожалуйста.
– Хорошо.
Дальше мы ехали молча. Павлин углубился в дорожные атласы. Хендерсон закрыла глаза, как будто собралась спать. Я сидела, смотрела в окно. Мысли путались и разбредались. Меня тяготило молчание, но было как-то неловко заговорить. Первой не выдержала Тапело.
– А вы знаете, куда мы едем? – спросила она. Павлин посмотрел на нее.
– В смысле?
– Города на побережье… там хуже всего. Вы не знали? Самые больные районы. Вот почему в эту сторону так мало машин. Вообще нет машин. Мы – единственные.
– Почему? – спросил Павлин. – Почему побережье?
– Ну, есть такая теория, что зона болезни – она как ткань. И она распускается по краям.
Павлин кивнул.
– Ну прямо как я.
– Вот почему все съезжаются в центр. Там безопаснее. Хендерсон открыла глаза.
– А тут будет какая-нибудь заправка, ну ил и что-нибудь?
– Будет заправка, – сказала Тапело. – Через пару миль.
– Хорошо. А то я действительно очень хочу в туалет.