Анри не согласилась, и дело пошло на новый круг.
Временами Конрад думал, что, если однажды они совпадут во мнениях на супружество и все закончится венчальным алтарем в храме Добряка Сусуна, это будет куда скучнее бесконечных ссор и примирений. А Генриэтта утверждала, что ссориться и мириться после сочетания законным браком стократ увлекательней. Короче, тема неизменно находила отклик в двух чутких сердцах.
Получить отпуск обоим удалось лишь поздней весной, и то благодаря покровительству Кольрауна, а также высочайшему вмешательству: его величество Эдвард II подписал указ о награждении барона орденом «Темной Брани» 1-й степени, с лентами и бантами, а в конце указа вставил краткий, не полагающийся по форме, но очень убедительный постскриптум. Ознакомясь с королевским постскриптумом, желчный прокуратор Цимбал проел барону всю плешь, жалуясь на подлость и неблагодарность отдельных обер-квизиторов, но отпуск дал. Каким образом Анри добилась от председателя «двух Т» аналогичной милости, осталось загадкой, только в Литтерн они уехали вдвоем. Знаменитые местные источники, чья вода благотворно влияла на печень и прочие телесные жилы, оказались выше всяческих похвал. Добавим, что печень барона по вечерам изрядно страдала от сухого литтернского хереса, дивного в сочетании с острым сыром «Жильдерец», обросшим густой синей бородой плесени, а прочие телесные жилы Конрада ночью подвергались чрезмерному утомлению.
Утром, значит, были воды, а дальше — как получится.
Там же, в Литтерне, в обществе экзальтированных поклонниц, обнаружился и прославленный бард-изгнанник Томас Биннори. Печень барда, согласно рекомендациям медикусов, нуждалась в целительных водах много больше печени квизитора. Потягивая шипучую влагу, Томас на часок-другой разгонял табун любительниц поэзии, чтобы от души поговорить с «приятными людьми в нашем лице», как любил шутить Биннори в хорошем расположении духа. К творчеству барда Конрад был равнодушен, предпочитая бульварных трубадуров, но ему доставляло удовольствие видеть раскрасневшуюся Анри, возбужденно спорящую с томным поэтом о преимуществах ассонансной рифмы над консонантной. Ради этого он соглашался терпеть назойливый интерес барда к «Делу о сгинувших квесторах»: Томас терзал барона, понуждая вновь и вновь возвращаться к закрытому делу, вспоминая мелочи и детали.
Не получалось отговориться даже тайной следствия: история обрела широкий резонанс, о ней сплетничали на всех углах Реттии — а многочисленным участникам «базара за семью печатями», как выразился Месроп Сэркис, рты не заткнешь.