— Ваш лошак, сударыня, сегодня ночью опять приставал к моей кобыле! С гнусными, замечу, домогательствами. Мне жаловался конюх той клиентеллы, где мы останавливались.
— Скажите вашей кобыле, сударь, что она засиделась в девах. Мой Гиббус, конечно, мелок в сравнении с этой вороной дылдой, но жених хоть куда! Завидный жених, с хорошей родословной…
— На кого вы намекаете, сударыня?!
— В смысле?
— В смысле мелкого, но родовитого жениха?
— Полно, сударь! Вам даже в полете шмеля чудятся намеки…
— Не увиливайте, сударыня! Если ваш лошак не дает проходу моей кобыле и вдобавок оскорбляет действием честного конюха, исполняющего свой долг, — это не повод сразу переходить на личности! Хотел бы заметить…
— Нет, это я хочу заметить, что некая светлость третью неделю проходу не дает одной добропорядочной кобыле! — то есть, разумеется, вигилле. Светлость ржет и бьет копытом… А эти дуэли! Кто просил вас вызывать молодого графа де Палена?
— Вы шептались с ним на балу у д'Артьенов!
— Я составляла ему блиц-прогноз на удачную женитьбу!
— Во время менуэта?! Кокетничая и подмигивая?! Ха! Тысяча инкубов! Я счастлив, что в литтернском отделении Приказа нашлись сабли-болтушки! Опозоренный шестнадцать раз против трех, смазливый щенок живо смылся из города…
— Сударь, вы ревнуете?
— Я? Ни капельки! И твердо намерен вернуться к нашим лошакам… я имею в виду: к вашему лошаку и моей кобыле…
Поездка в Литтерн, на воды, безусловно, удалась. Барон был счастлив, хотя не признался бы в этом на суде под присягой. Скажи ему кто-нибудь, что беседы Конрада с Анри, если слушать со стороны, напоминают вечную перебранку законных супругов — фон Шмуц лишь рассмеялся бы в ответ. Лично барон от таких разговоров получал удовольствие, сравнимое разве что с приобретением флакона редких духов «Сатьянапал Деви», единственного в партии кумхарских благовоний. Иногда он жалел, что в молодости отдавал предпочтение службе, в ущерб забавам сердца, но всякий раз приходил к выводу, что зрелость чувствует острей и наслаждается без спешки, присущей желторотикам.
Он даже предложил Анри выйти за него замуж, но вигилла отказалась. Ей в бароне не нравилось все; ну, почти все. На следующий день, завтракая гренками и вареньем из лепестков роз, Генриэтта Куколь задумчиво сказала, что, возможно, титул баронессы фон Шмуц — достаточная компенсация за ряд личных неудобств. Но тут выяснилось, что барон ночью передумал и решил навсегда остаться холостяком. Завтрак прервался, и Анри три часа с половиной демонстрировала вредному квизу преимущества семейной жизни; потом они поехали к источнику, где барон согласился, что кое-кто все-таки нуждается в опытной и, главное, предусмотрительной баронессе — если Анри согласится осчастливить…