...сосны разбежались в разные стороны, до пояса утонув в клочьях налипшего тумана, и мы оказались на опушке — если можно представить себе опушку, возникшую прямо в середине леса, Выходит, можно — потому что все остальное представить себе было гораздо сложнее.
Огромная толпа народа, словно сбежавшая массовка из плохого фильма про средневековые крестьянские бунты; вкопанный в землю и обложенный взъерошенными вязанками хвороста столб, к которому...
Даже на расстоянии ошибиться было невозможно. У столба полувисела на невидимых из-за дальности веревках давешняя старуха из флигеля. Которую мы два часа назад успешно похоронили. Или ее сестра-близнец. Или...
Из толпы — я уж потом сообразил, что вся ситуация развивалась совершенно беззвучно — вышел кряжистый мужик с взлохмаченной бородищей и медленно двинулся к столбу, помахивая вяло разгоравшимся факелом.
Он шел и шел, а я стоял и стоял, пока вопль Бакса не встряхнул меня, прервав оцепенение:
— Энджи, бери факельщика!..
Это была одна из немногих ситуаций, на которые Бакс реагировал мгновенно и адекватно. Я еще только разворачивался да примеривался, а он уже пронесся мимо Тальки, с ужасом глядевшего на женщину у столба, и врезался в толпу.
И мне не осталось ничего другого, как кинуться следом.
— Папа, да сделай хоть что-нибудь! — ударил мне в спину истошный крик моего сына.
Мы неслись сквозь плотный тягучий туман, и люди по мере нашего продвижения в их массе таяли, превращаясь в ничто; а я все бежал, пронизывая бесплотную толпу, пока не врезался лбом в возникшую передо мной сосну и не свалился на землю.
Лежа, я зачем-то кинул в бородача с факелом шишкой, и она пролетела через него, в районе груди, и попала в Бакса — который, по всей видимости, промчался сквозь факельщика и последовал моему примеру, чувствительно войдя в соприкосновение со стволом дерева.
Два здоровых мужика, беспомощные, как младенцы, сидели на сырой земле и, кусая губы, смотрели на призрачного бородача, как тот делает шаг к столбу со старухой... поднимает факел над головой... и мне вдруг мерещится, что у столба вовсе не старуха, а моя жена, оставшаяся с байдарками, а на палаче развевается широкое бело-серебряное одеяние...
— Папа, да сделай хоть что-нибудь!..
Топот конских копыт позади меня громом прокатился по лесу — и я весь сжался, ожидая, что это будет первый и последний звук — первый за все время этой невероятной казни и последний в моей жизни... и я еще успел увидеть, как факельщик недоуменно оборачивается...
Словно выключили невидимый кинопроектор — ни столба, ни дядьки с факелом, ни толпы, ни опушки... и на том месте, где только что была груда вязанок хвороста, росла семья молодых маслят. Глянцевых, упругих и наверняка не червивых.