За окном раздались сильные грубые голоса. Я обернулся, к двери подходили Бернард и Ланзерот, за ними двигался с двумя седлами на плечах Рудольф.
– Не люблю, – повторил за спиной голос. Он напомнил мне моего любимого преподавателя, тот военных просто ненавидел, не выносил. – Уж извини, Дик...
Все трое ввалились, блестящие, как тюлени. Бернард горстями стряхнул воду с волос, сказал одобрительно:
– Огонь? Молодец, Дик! Быстро ты его разжег. Это как раз то, что нам надо.
– Это не я, – ответил я и начал поворачиваться, – это...
По ту сторону очага было пусто. Я один, от незнакомца не осталось и следа, только в воздухе витает едва ощутимый запах серы и горящей смолы. Но уже не древесной, а асфальтовой.
– Не ты? – удивился Бернард. Ланзерот остановился и смотрел на меня, как верховный инквизитор на пьяного монаха. Я пролепетал:
– Честно... Когда я пришел, огонь уже горел... Все верно, огонь в самом деле уже горел, так что я не соврал, но краешком сознания я отметил, что для меня теперь почему-то важно, что не соврал... просто не сказал всю правду. А ведь раньше бы и соврал не моргнув глазом.
– Горел? – удивился Бернард. – А где же хозяин? Ланзерот притопнул ногой, шпоры зазвенели. Я вздрогнул, быстро взглянул в его беспощадное лицо, уронил взор.
– Это может быть ловушкой, – сказал он. – Всем выйти!
Сам он остался с обнаженным мечом. Бернард и Рудольф попятились, а в дверь выскочили, едва не задавив друг друга. Я стиснул челюсти, но вышел за ними во двор. Рудольф жалобно спросил:
– Но хоть в сарае-то можно?
Воздух пропитался сыростью, промозглый, гадкий. Удивительно, как быстро меняется погода в середине лета.
Ланзерот остановил меня повелительным жестом. Все смотрели на меня настороженно, принцесса взглянула с испугом и надеждой.
– Кто там был? – спросил Ланзерот беспощадно. Он в самом деле мог бы стать великим инквизитором, мелькнуло у меня в голове. Или великим чекистом.
– Огонь там был, – ответил я. – Разожженный очаг. И можно бы...
– Что можно, у тебя не спрашивают, – оборвал Ланзерот. – Знай свое место!..
Бернард чуть опустил веки. Я понял – мне сочувствуют, но Ланзерот прав. Я должен выложить все факты. А с советами и предположениями меня, может быть, и допустят. После того как благородные обсудят эти факты.
– Я зашел, – ответил я послушно, – увидел горящий очаг... сел посушиться. Бернард сказал хмуро:
– Ланзерот, чего ты хочешь? Парень из глухой деревни. У него голова такая. Круглая. Увидел огонь – сел греться. Увидел бы кусок сыра на столе – тут же его в пасть. Он что, должен окропить все углы святой водой? Да он и молитв не знает! Они там просто живут и радуются жизни.