– Мастером на кондитерской фабрике.
– Наверное, ты был хорошим мастером.
– Нет, генерал, кондитер из меня был никакой – меня вышибли. Но это к делу не относится. – Бакстер присел на мешки, всем своим видом показывая, что готов слушать.
– Кое-что мне не нравится, понимаешь?
– И ты хочешь все изменить?
– Я хочу попытаться. Что и как – еще не знаю, но чем дальше, тем сильнее Равновесный Мир погружается в это дерьмо. Наемничество становится все более популярным и прибыльным занятием, но те, кто возвращается домой, пусть даже с деньгами и с руками-ногами, – это уже не люди. Для них проще разрушить, чем построить. Еще тридцать лет – и мы станем придатком этой войны, если только не участником, а потом любая из этих армий сможет перешагнуть черту и начать захватывать новые районы – им ведь нужны ресурсы, война дело дорогое.
– Многие наши ребята поддержат тебя, генерал, но единственно чтобы надрать задницы примарским начальникам, которые стали относиться к нам, как к незваным гостям… А вот рассуждения о строительстве и разрушении поймут немногие.
– Это я знаю, – ответил Ник, задумчиво лохматя толстую банковскую упаковку с билетами по пять тысяч империалов. – Но даже если меня поддержат все наемники, этого будет мало. Мы всего лишь кучка – хорошо обученная и вооруженная, но кучка.
– И все равно, Ник, они нас боятся. С каждым днем это все заметнее. Боятся того, о чем мы говорим, и того, что мы уже имеем…
– Знаешь, что я скажу тебе, Бакстер?
– Что, мой генерал?
– Тот, кто попер тебя с конфетной фабрики, был прав… Ты ведь еще тот стратег, а может, даже и политик.
Бакстер засмеялся, и в этот момент дверь контейнера распахнулась и показался взъерошенный запасной радист корабля.
– Сэр! Срочно на мостик! Чрезвычайная ситуация!
Ник вскочил с мешков и, отшвырнув пачку с деньгами, побежал вслед за посыльным.
Бакстер окинул взглядом несметные сокровища, затем выбрался из хранилища и, заперев на двери все замки, опечатал ее.
– Принимайте на хранение, ребята, – сказал он, и в его голосе слышалась озабоченность.
– Ты слышал? Вроде проблемы у нас? – спросил часовой у своего напарника.
– Слышал, – угрюмо ответил тот.
– А я думал, сейчас сменимся и поспим.
– Поспали, едрена колода…