Со Стигийцем отец боролся на протяжении целых четырех лет. Сегодня жеребец доказал, что вышел из опасной игры победителем.
Стигиец рвался и метался, продолжая борьбу. С уст удерживавших его трех конюхов то и дело слетали смачные ругательства, но они все же справлялись со своей задачей, давая мне возможность лучше рассмотреть жеребца.
На корпус Стигийца был надет специальный жилет с металлическими блямбами, которые при каждом резком движении врезались ему в кожу, а на морду — толстая цепь. В случае крайней необходимости люди могли затянуть ее и лишить коня возможности дышать.
Весьма массивный и жилистый, на первый взгляд Стигиец мог показаться медлительным, но это было совсем не так. На поворотах и когда становился на дыбы он поражал быстротой и проворностью. Другие жеребцы подобного сложения обычно не отличались особой выносливостью. На Стигийце отец всегда ехал до конца, даже в тех случаях, когда другим ездокам приходилось в пути менять лошадей.
Этот конь был темно-бурым, а по бокам, на животе и на носу — более светлым, каким-то желто-коричневым. На его теле светлели и другие пятна — на ребрах красовались следы от шпор и ударов кнутом.
— Вот его уздечка и седло, милорд, — услужливым тоном произнес Пенрод. Теперь, когда я сказал, что Стигийца не следует убивать, конюх успокоился и вернулся к своей обычной уважительной манере. — Если хотите, можете прокатиться. Хотя для него сейчас лучше просто выйти на свежий воздух. — Он кашлянул. — Я предложил включить его в план случки, но ваш дядя категорически против. Говорит, что этого нельзя допускать, по крайней мере пока Хурогом будет править он.
Крайняя учтивость Пенрода часто вводила в заблуждение и более умных людей, чем Дарах, например, моего отца. Во время разговора с главным конюхом у них складывалось ложное впечатление, будто он согласен со всем, о чем они толкуют.
Наверняка Дарах был убежден, что Пенрод уговорит меня убить Стигийца. Это его заблуждение могло сыграть в мою пользу. Не исключено, что милейший дядюшка намеревался за два года своего правления расположить к себе прислугу, а потом при всеобщей поддержке так и остаться на моем месте.
Однако некоторые из людей были уже преданны мне.
Что касалось Пенрода, ему я явно нравился. И больше потому, наверное, что я с должным уважением относился к его работе.
Пенрод был человеком умным. В противном случае он не продержался бы и года на столь ответственном посту, ведь их с отцом взгляды на жизнь существенно различались.
— Думаю, Стигийца не следует держать в этом стойле, — проговорил я после непродолжительного молчания. — Здесь слишком тесно, слишком темно. Мне, к примеру, тут не нравится. Возможно, и ему тоже.