– Так оно и лучше. За удачу!
– За удачу!
– Я звонил этим стряпчим – Спроулу, Хиггинсу и Фогарту и договорился о встрече в половину пятого сегодня вечером.
– Наверное, лучше всего выйти прямо сейчас и перед разговором с ним немного промочить горло.
– Отлично.
Мы сели в трамвай, доехали до Меррион-сквер и вошли в паб на Линкольн-плейс.
– Две кружки пива, – заказал брат.
– Нет, – вмешался я. – Мне бутылку портера.
Он недоверчиво посмотрел на меня и неохотно заказал портер.
– В нашем деле, – сказал он, – нельзя, чтобы кто-то заметил, как ты распиваешь портер или что-то подобное. Люди могут принять тебя за кебмена.
– А может быть, я и в самом деле кебмен.
– Да, есть одна вещь, которую я забыл тебе сказать. В ночь перед похоронами я связался с одним из тех парней, которые делают могильные камни, и заказал простое надгробие, с условием, что оно должно быть готово не позднее следующего вечера. Я хорошо заплатил, и работа была выполнена в срок. Камень воздвигли на следующее после похорон утро, и я заплатил за то, чтобы бордюр сделали сразу, как только могила осядет.
– Да, ты действительно подумал обо всем, – сказал я с оттенком восхищения.
– Почему бы мне не позаботиться об этом. Я, возможно, никогда больше не окажусь в Риме.
– Однако...
– Мне кажется, ты не совсем чужд литературе.
– Ты имеешь в виду тот приз, который я получил за свое сочинение о кардинале Ньюмене?
– Да, его и еще кое-что другое. Ты, конечно, слышал о Китсе[53]?
– Конечно. Ода греческой вазе. Ода Осени.
– Точно. Ты знаешь, где он умер?
– Не знаю. В своей постели, наверное.
– Как и Коллопи, он умер в Риме и похоронен там же. Я видел его могилу. Мик, дай нам по кружке пива и бутылку портера. Могила очень красива и поддерживается в хорошем состоянии.
– Очень интересно.
– Ките сам сочинил для себя эпитафию. Он был весьма критического мнения о себе как о поэте и велел написать на могильном камне своего рода насмешку над собой. Конечно, это могло быть просто уловкой, желанием напроситься на похвалу.
– Так что там было, в этой эпитафии?
– Он написал: Здесь лежит тот, чье имя начертано на воде. Очень поэтично, а?
– Да, теперь я вспомнил.
– Подожди, я тебе ее покажу. Да допей же, ради Бога! Я сделал фотографию могилы Коллопи как раз перед тем, как уехать. Погоди, сейчас ты ее увидишь.
Он порылся во внутреннем кармане, достал оттуда бумажник, выудил из него искомую фотографию и с гордостью протянул мне. На ней была изображена большая плоская могильная плита с надписью:
КОЛЛОПИ.
Из Дублина
1848-1910
Здесь лежит тот, чье имя
начертано в воде.