— Кто у них бывал в последнее время? — Иван Дмитриевич решил для начала очертить круг хотя бы семейных знакомств.
— На днях Иван Сергеевич заезжал. Петр Францевич с Еленой Карловной…
— Стоп! У Ивана Сергеевича как фамилия?
— Тургенев. Тоже писатель.
— А Петр Францевич? Елена Карловна?
— Это муж и жена Довгайло. Он профессор в университете, приятель Николая Евгеньевича. У них квартира тут недалеко, в Караванной же. Чей дом, не знаю, но внизу табачная лавка. На вывеске амуры сигарки курят.
— А Зайцев Алексей Афанасьевич не бывал?
— Про такого не слыхала.
— Ладно. Еще кто?
— Зиночка с мужем. Это его, — кивнула Наталья в сторону кабинета, — племянница. Сирота, с четырнадцати лет при нем жила, а зимой вышла замуж за студента. Фамилия — Рогов, живут на Кирочной, в номерах Миллера. Я за ними соседскую горничную послала, должны скоро быть.
— Иван Дмитриевич! — заглядывая в кухню, позвал Гайпель. — Пойдемте-ка, я вам кое-что покажу.
Прошли в конец коридора, там Гайпель указал на дверь, предупредив, что заперто, смотреть нужно в замочную скважину. Иван Дмитриевич поворчал, но послушался.
Комната была освещена солнцем, пылинки плясали в лучах. За их радужным кордебалетом он не сразу разглядел у окна тонконогий столик, на каких ставят кадки с пальмами, а на столике — человеческий череп со спиленным теменем. Что это не муляж, доказывал застывший в носовом провале знакомый иероглиф, чей смысл — презрение ко всему тому мягкому, теплому и, в сущности, совершенно лишнему, что мешает проявиться истинным формам бытия.
— Открой, милая, — обратился Иван Дмитриевич к притихшей Наталье.
— Не могу, — заявила она. — Ключа нет.
— Кто же здесь убирает?
— Сама барыня. Это ее кабинет.
— И чем она занимается у себя в кабинете?
— На счетах считает.
— Что считает?
— Сколько за квартиру отдать, сколько с Килина получить и тому подобное.
— Кто такой Килин?
— Издатель Николая Евгеньевича.
— Понятно. Еще что она тут делает?
— Пишет.
— Что пишет?
— Что считает, то и пишет.
— А череп ей зачем?
Наталья молча повела плечом, затрудняясь увязать его с приходно-расходной книгой и статьями семейного бюджета. Пришлось повторить вопрос другим тоном, тогда лишь было отвечено, что барыня, если на картах гадает, ставит в этот череп зажженную свечу.
— Только на картах? — спросил Иван Дмитриевич.
— Не только.
— И кому она ворожит?
— Сама себе… Ну, — добавила Наталья под его испытующим взглядом, — барыни иногда приходят, которые интересуются.
— А вот и она сама, — сказал Гайпель, оборачиваясь на донесшийся из прихожей набатный звон дверного колокольчика.