Наконец Микки сдался. Затравленно озираясь, он забился под ноги Бафомету. Наш натиск ослаб, теперь мы окружали загнанного зверя не одним кольцом, а двумя. Передние подступили к нему вплотную, но он даже не огрызался, лишь тяжело вздыхал и смотрел на нас полными смертельной тоски глазами.
Я уже находился в полуобморочном состоянии, когда Великий мастер встал перед скорчившейся на полу обезьяной и начал плашмя бить ее тесаком по передним лапам, вынуждая подняться на задние. Поскуливая, Микки выполнил то, что от него требовалось. Должно быть, он еще надеялся послушанием облегчить свою участь. Тогда Великий мастер принялся лупить его по задним лапам, а палладисты сдвинулись еще теснее, оставляя ему единственную возможность спастись от безжалостных ударов — вскарабкаться по статуе Бафомета, как по дереву. Повизгивая, Микки полез по ней вверх, и в ту же секунду раздался щелчок приведенного в действие механизма. Распахнутые лапы чудовища стремительно сошлись. Из них, а также из других членов с лязгом выдвинулись ужасные стальные жала. Все они были парные, лишь один, самый страшный, выступивший напротив того места, где у жертвы должно находиться сердце, пары не имел.
Содрогнувшись, я увидел, как Микки, пронзенный одиннадцатью клинками, с хрипом бьется в объятиях медного дьявола. Кровь потекла на пол, но в агонии, прежде чем умереть, непроизвольным судорожным движением лапы он сорвал маску с лица Великого мастера и при этом когтями оцарапал ему шею. Я едва не вскрикнул, узнав этого человека. Передо мной был…»
Иван Дмитриевич умел держать артистическую паузу, но сейчас она затянулась настолько, что Мжельский не вытерпел:
— Ну и кто же это был?
— В тот вечер я еще не знал кто.
— Но ведь вы говорите, что узнали этого человека, — напомнил Сафронов.
— Вы плохо меня слушаете. Я лишь изложил содержание записей, найденных мною в столе у Рогова. Сверху лежало «Драгоценное зерцало сокровенной мудрости», под ним -этот мемуар с незаконченной последней фразой. Рогов писал от первого лица, я так и пересказал.
— Какая-то у него больная фантазия, — заметил Мжельский. -Я тоже сперва так подумал, но затем вынужден был переменить свое мнение.
— И сочли его фантазию здоровой?
— Я понял, что это не фантазия, — пояснил Иван Дмитриевич.
Выйдя из номеров Миллера на Кирочную, Иван Дмитриевич забыл, что приехал сюда на казенных лошадях, и направился к стоявшему возле ворот извозчику. Тот, однако, еще издали, почему-то меняясь в лице, хрипло сказал: «Занят!» Лицо его показалось знакомым, но тут сзади набежал полицейский кучер, Иван Дмитриевич пошел с ним к своему экипажу и лишь у себя в подъезде вспомнил, что этот же извозчик позавчера вечером, после разговора с Каменской и Филиным, отвез его домой из Караванной. Вряд ли такое совпадение могло быть случайным.