Это было новое ощущение для Брейера: он никогда и ни с кем не был так откровенен. Был, конечно, еще Макс, но, общаясь с Максом, он заботился о том, чтобы сохранить лицо, и был крайне осторожен в выборе слов. Даже с Евой Бергер он всегда был начеку, стараясь не выглядеть перед ней стариком, из которого сыплется песок, скрывая от нее сомнения, нерешительность, то есть все то, что делает взрослого мужчину слабым и отяжелевшим в глазах молодой и привлекательной женщины.
Но когда он начал рассказывать о том, как ревнует Берту к ее новому доктору, Брейер снова стал прежде всего врачом, который лечит Ницше. Он не сказал ни слова неправды, ведь действительно ходили слухи о Берте и новом докторе, и он действительно мучился ревностью, но свои чувства он представил в сильно преувеличенном виде, пытаясь подготовить почву для ответной откровенности со стороны Ницше. Потому что Ницше наверняка испытывал ревность, будучи вовлеченным в «пифагорейские» отношения с Лу Саломе и Полем Рэ.
Но его стратегия оказалась безуспешной. По крайней мере Ницше не выказывал ни малейших признаков какого-то особого интереса к этой теме. Он лишь кивал головой, листал блокнот и просматривал записи. Наступила тишина. Мужчины смотрели на догорающий огонь. Потом Брейер достал из кармана свои массивные золотые часы – подарок отца. На обратной стороне была выгравирована надпись: «Сыну моему, Йозефу. Неси дух моего духа в будущее». Он взглянул на Ницше. Отражалась ли в этих усталых глазах надежда на приближение конца разговора? Пора было уходить.
«Профессор Ницше, общение с вами идет мне на пользу. Но я несу и ответственность за вас, и, сдается мне, я прописал вам отдых, чтобы предотвратить очередной приступ мигрени, а теперь вот нарушаю свое же предписание, заставляя вас так долго слушать меня. И еще: я помню, как вы описывали мне свой обычный день, в котором присутствовала лишь незначительная часть контактов с другими людьми. Не кажется ли вам, что это слишком большая доза общения для одного раза? Я говорю не только о том, что слишком долго вам пришлось непривычно много говорить и слушать, но о том, что вам пришлось принять слишком большую дозу чужой личной жизни?»
«Наш договор требует от меня такого же честного ответа, доктор Брейер, и я солгал бы, не согласившись с вами. Да, сегодня мы проделали огромную работу, и я устал. – С этими словами Ницше откинулся на спинку стула. – Но вы не правы в том, что касается передозировки вашей личной жизни. Я тоже учусь у вас. Именно это я имел в виду, когда говорил о том, что пришло время учиться общаться с окружающими, а мне надо начинать с нуля!»