«Гм-м-м, интересно. Посмотрим, что ты еще говорил. Я слышал: „Больше никакой медицины“, а еще, как только я собрался будить тебя, ты сказал: „Я слишком стар, чтобы начинать новую жизнь!“ Йозеф, я горю любопытством! Что все это значит?»
Брейер осторожно подбирал слова: «Вот что я могу тебе сказать, Зиг. Все это связано с профессором Мюллером. Он заставил меня задуматься о том, как я живу, и я понял, что на данном этапе я уже принял большинство уготованных мне решений. Но мне стало интересно, как бы это выглядело, если бы я сделал тогда другой выбор: жизнь без медицины, без моей семьи, венской культуры. Так что я попробовал провести мысленный эксперимент, освободить себя от этих случайных конструктов, встретиться с неопределенностью, даже начать какую-нибудь другую жизнь».
«И что ты понял?»
«У меня еще не окончательно прояснилось в голове. Мне нужно будет время, чтобы со всем разобраться. Единственное, в чем я вполне уверен, так это в том, что нельзя позволять жизни управлять собой. Иначе это закончится тем, что в сорок лет у тебя появится ощущение, что ты так никогда и не жил по-настоящему. Что я понял? Может, что жить надо сейчас, чтобы в пятьдесят я не вспоминал о своих сорока с сожалением. Это и тебя касается. Каждый, кто хорошо тебя знает, Зиг, понимает, что ты обладаешь исключительными способностями. На тебе лежит огромная ответственность: чем плодороднее почва, тем большее преступление не возделывать ее».
«Ты стал другим, Йозеф. Может, транс изменил тебя. Ты никогда не говорил со мной так. Спасибо, твоя вера воодушевляет меня, но она и возлагает на меня груз ответственности».
«А еще я понял, – сказал Брейер, – или, может, это одно и то же, не знаю точно… Я понял, что мы должны жить так, как если бы мы были свободны. Да, от судьбы не уйдешь, но мы должны наталкиваться на нее, мы должны желать, чтобы уготованное нам судьбой случилось с нами. Мы должны любить свою судьбу. Это как…»
Послышался стук в дверь.
«Вы, двое, все еще здесь? – спросила Матильда. – Можно мне войти?»
Брейер быстро открыл дверь. Матильда внесла в комнату тарелку с крошечными дымящимися wurst [18], в конвертиках из слоеного теста: «Твои любимые, Йозеф. Я утром вдруг вспомнила, что уже сто лет тебе их не готовила. Обед готов. Макс с Рахелью уже здесь, остальные в пути. Зиги, ты остаешься. Я уже накрыла на тебя. Твои пациенты подождут еще часок».
Поняв намек Брейера, кивком показавшего, что их нужно оставить наедине, Фрейд вышел из комнаты. Брейер обнял Матильду: «Знаешь, дорогая, странно, что ты спросила, здесь ли мы до сих пор. Я потом расскажу тебе, о чем мы говорили, но это было похоже на путешествие далеко-далеко. Мне кажется, что я очень долго был в отъезде. А теперь я вернулся».