Ницше кивнул.
«Еще вы сказали: „Помогите мне!“ Вы повторяли эту фразу снова и снова».
«Помогите мне!», – я так говорил?»
«И не раз! Пейте кофе, Фридрих».
Ницше допил чашку, Брейер снова наполнил ее крепким черным кофе.
«Я ничего не помню. Ни „Помогите мне“, ни другой фразы, „Нет гнезда“ – это не я говорил».
«Но это был ваш голос, Фридрих. Со мной говорила какая-то часть вас, и этому „вам“ я дал обещание помочь. И я никогда не предавал эту клятву. Пейте кофе. Я выписываю вам четыре чашки».
Ницше пил горький кофе, Брейер тем временем сменил компресс: «Как ваша голова? Вспышки света? Хотите помолчать какое-то время и передохнуть?»
«Мне лучше, намного лучше, – слабым голосом произнес Ницше. – Нет, я не хочу молчать. Молчание будет волновать меня еще больше, чем разговор. Я привык работать, когда во мне бушуют такие чувства. Но для начала дайте я попробую расслабить мышцы в висках и кожу черепа. – Три-четыре минуты он медленно и глубоко дышал, тихо ведя счет, потом заговорил: – Вот, так значительно лучше. Когда я считаю вдохи, как сейчас, я представляю, что мои мускулы расслабляются с каждой цифрой. Иногда я могу сосредоточиться, только когда концентрируюсь на дыхании. Вы когда-нибудь обращали внимание на то, что воздух, который вы вдыхаете, всегда прохладнее воздуха, который вы выдыхаете?»
Брейер наблюдал и ждал. Слава господу, пославшему мигрень! – думал он. Она заставляет Ницше, пусть ненадолго, но оставаться на своем месте. Холодный компресс позволяет видеть только его рот. Усы Ницше вздрогнули, как если бы он собирался что-то сказать, а затем, судя по всему, передумал.
Наконец Ницше улыбнулся: «Вы думали, что манипулируете мной, а я все это время думал, что манипулирую вами».
«Но, Фридрих, все, что было зачато во лжи, рождено было сейчас в честности».
«И – ах! – за всем этим стояла Лу Саломе, в любимой своей позе, держа поводья, с кнутом в руке, управляя нами обоими. Вы многое рассказали мне, но одну деталь все же упустили, Йозеф».
Брейер протянул к нему руки, ладонями вверх. «Мне больше нечего скрывать».
«Ваши мотивы! Это все – составление плана, все эти увертки – потребовало потратить много времени, много сил. Вы – врач, человек занятой. Зачем вам это? Зачем вы вообще согласились ввязаться в такую аферу?»
«Я сам часто задавал себе этот вопрос, – сказал Брейер. – Я не знаю, как вам ответить, могу сказать только, что я сделал это, чтобы доставить удовольствие Лу Саломе. Она очаровала меня. Я не мог отказать ей».
«Но вы же отказали ей, когда она последний раз появилась в вашем кабинете».